-- На подоконнике, -- Наташа слегка удивиласьтому, что ее любимого заинтересовало растеньице, не замечаемое им раньше. --Только не говори, что все это время думал о судьбе лю­бимой фиалки.

-- У меня проблемы, -- не глядя на нее,пробормотал Мак­сим.

-- Какие проблемы?

-- Пустяки. Не бери в голову.

Максим ушел на работу утром, а девчонки дрыхлидо обеда. Позавтракав, отправились по магазинам. Купили Кате сарафан, штанишкии свитерок на вырост - скоро осень. В четыре часа дня уже плескались в море.Максим побаивался отпускать их на пляж одних, но решил, что им обеим полезнобудет почувствовать себя независимыми, а Наташе - еще и ответственной заребенка. Домой вернулись в восемь вечера, уставшие и разморенные солнцем. Послеужина Катя уснула с блаженной улыбкой на лице, так и не успев похвастатьсяобновками перед папой, а Наташа села в другой комнате перед телевизором ждатьлюбимого мужчину с работы.

Катюшка ей нравилась. Она была очень спокойным,непроблемным ребенком. Максим говорил, что старается воспитать дочкусамостоятельной, и гордо хвастался, что с трех лет Катя сама отвечает за своипоступки. Максим учился в университете на специальности "Психология ипедагогика" и после третьего курса, как раз когда родилась Катюха, выбралпедагогическое направление.

Наташа улыбнулась, вспомнив, как недавно Катяспросила у нее: "А консервы делают в консерватории?" Катя - этовообще уникальный и неиссякаемый источник новых слов! Оказывается, хорошихкошек надо называть "коша". А "кошка" - это если онацарапается. А однажды вечером Катюха рассказывала папе о том, что они сбабушкой делали днем: "Мы насупились и пошли гулять в парк". Максимсразу понял, что "насупились" - значит, наелись супа, а Наташаначинает привыкать к этим детским лингвистическим изыскам только сейчас.

Хотелось рисовать. Девушка взяла альбом скарандашами, забралась с ногами на диван, на котором обычно спит Макс. Пыталасьна этот раз нарисовать портрет Максима в цвете.

Время пролетело незаметно, хлопнула входнаядверь. Наталья оставила рисунок на диване и вышла в прихожую.

-- Я же просил тебя не заходить в мою комнату!-- раздраженно "поприветствовал" ее Макс. -- Я потом свои вещи найтине могу!

-- Я не трогаю твои вещи! -- обиделась Наташа.-- Просто Катя спит, я не хотела ей мешать.

-- Ты тоже могла бы лечь спать.

-- Я ждала тебя.

-- Хватит меня ждать!

Максим прошел на кухню, а Наташа еще несколькосекунд, пораженная поведением мужчины, стояла, не шевелясь. Такие фразы впоследнее время были не редкостью, но Наташа до сих пор не могла привыкнуть. Нехотела привыкать! Раньше, когда они еще не встречались, он так ласково с нейразговаривал!

-- Что с тобой сегодня? -- спросила она, входявслед за ним. -- Что с тобой происходит с тех пор, как я сюда переехала?

Максим не ответил. Он сел за стол и уставился втемное окно, на стекле которого отражалась оранжевая лампа и девушка под ней.

-- Ты голоден? Я разогрею тебе ужин, --примирительно предложила Наталья.

-- Я не хочу есть.

-- Тогда зачем ты пришел на кухню?

-- Это моя квартира - могу сидеть, где хочу!

Он нервно вскочил с табурета и быстрым шагомотправился в свою комнату. Наташа упрямо пошла за ним.

-- Что тебе?! -- опять возмутился Макс.

-- Если ты хочешь, я не буду больше жить утебя, -- неожиданно начала девушка. Опустив голову, но глядя ему в глаза,собрав всю свою волю, старалась говорить спокойно, хотя характер у нее довольновспыльчивый. -- Я понимаю, ты не собирался жить со мной. Я тебя как будтовынудила, и ты теперь раздражаешься, глядя на меня. Но я же все делаю, чтобы неменять твой стиль существования! В моей комнате всегда был бардак. Я называлаэто "гармония, рожденная из хаоса". Но ты любишь порядок, и япринимаю твои правила, хотя мне это несвойственно. Я готовлю еду, хотя не люблюэто занятие, протираю пыль. Иногда. Если я все же мешаю тебе, я уйду. Не сиюминуту, конечно, как минимум утром. Ты не обидишь меня этим. Гораздо больнееслышать грубый тон от любимого человека. Ты подумай. А пока отдай мне,пожалуйста, мой рисунок и карандаши.

Наташа кивнула на диван. Максим, еще подвпечатлением ее монолога, отрешенно оглянулся, взял в руки рисунок... И вдругзамер. Вот это талант у его девушки! Он смотрел на себя, как в волшебноезеркало: здесь, на бумаге - его лицо - вид справа на три четверти, такое плоско-молодое,озорная кокетливая улыбка, лукавый взгляд исподлобья... Этот нарисованныйвзгляд пронизывал Максима насквозь; как скальпель, разрезал его мысли. По серыми голубым штрихам на маленьком листочке сверху он догадался, что она оченьтщательно пыталась передать цвет его глаз. Она рисовала его, ждала его. Виделаего перед собой - таким: улыбчивым, счастливым, молодым. Она приготовила емуужин, уложила спать его дочь... А он злится на нее - за что?!

Максим протянул ей карандаши и альбом. Егоголос смягчился:

-- Жаль, что я не такой хороший, как на бумаге,да?

-- Да, -- смиренно ответила девушка.

-- Когда у меня проблемы, я всегда срываюсь насамых близких для меня людях. Да и в остальном у меня скверный характер. Еслиты готова это терпеть, оставайся. Я все-таки тебя люблю.

Она ничего не смеет сказать ему против. Она нев состоянии повысить на него голос, как на свою мать - как можно, он жеучитель! Она не вправе просить его менять что-то в своем характере - он ведьуже взрослый. Мы каждую минуту делаем какой-либо выбор, пустяковый или всемирнозначимый. Обнимая альбом, Наташа робко предложила:

-- Хочешь, я сделаю тебе легкий массаж. Тырасслабишься, успокоишься. Я помну тебе плечи, поглажу спинку...

Она так трогательно улыбнулась, что у Максимачто-то заныло внутри. Как же можно грубить этому милому человечку?! Он опустилголову и стыдливо признался:

-- Хочу.

Наташа положила свой рисунок на телевизор илегонько толкнула мужчину в грудь:

-- Иди туда!

Направляя руками, довела его до дивана,посадила, сама села рядом, подогнув под себя ногу. Что заставляло еедействовать именно так? Она могла просто снять с него майку, или попросить егосделать это. Но Наташины пальцы независимо от ее предрассудков изучали рельеф еготела под одеждой: слегка касаясь, девушка поглаживала его ключицы, скользила погруди, гладила живот, потом провела кончиками пальцев по бокам - почувствовалана его коже мурашки. Максим смотрел ей в глаза, и она пыталась по этому взглядупрочесть его мысли. Осязая каждый малейший изгиб его тела, представляла его безмайки. Она уже видела любимого почти обнаженного: например, на пляже. Он ейнравился. Хотя и не было накаченных мускулов, фигура Максима выглядела довольноспортивной. И еще нравилась его осанка. Максим говорил, что в детствесутулился, но в армии его от этого отучили.