Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В это темно-синее утро Валя уже не спала. Сегодня был день икс, она не могла думать ни о чем больше. И как всегда, сразу после сна ей страшно захотелось молока. Скользя по наливному полу бывшего завода в толстенных шерстяных носках, она направилась к общей кухне на своём этаже. На кухне могли долго и незаметно кормиться «севшие на мель». Носки, с которых хитро улыбался зелёный Гринч, оказались важным атрибутом худенькой воровки: делали шаги бесшумными, как у хоббита.
Валя поднесла электронный ключ к замку и осторожно проскользнула в приоткрытую дверь. На кухне мог кто-нибудь засидеться, ну, например, уже начав отмечать Рождество. Но удача – за столами было пусто! Значит, «банк можно брать».
Она открыла большой холодильник, который принадлежал сразу всем обитателям этажа. Они распределяли свои продукты по полкам или подписывали свои вкусняшки на стикерах. И вот долгожданный куш… Соблазнительную струйку отдала новенькая белая бутылка молока, на этикетке которой среди альпийских лугов щипали траву упитанные швейцарские коровы.
Валя, как ей казалось, была совестливой воровкой.
Сначала она взяла небольшую кружку и налила в нее немного молока, но затем прикончила молочное блаженство в два сладких холодных исцеляющих глотка. «Боже… какой кайф… – подумала она. – Ну никто же не заметит, если я возьму еще чуть-чуть?»
Бутылка опустела еще на одну кружку, но Вале этого явно было мало. «Завтра я точно куплю бутылку молока и долью в эту столько, сколько выпила», – пообещала она себе, убавив содержимое бутылки до половины. Но уже стало понятно – совесть покинула чат, и если воровать, так миллион!
Не владея собой, Валя схватила бутылку с «альпийскими коровками» двумя руками и, уже не думая, жадно осушила ее прямо из горлышка.
Но только она, словно вампир, напившийся крови, медленно открыла полные счастья глаза, как увидела перед собой испанца Пьеро. Точно грозное изваяние, он стоял перед ней в серой флисовой пижаме. Маленькие глазки метали гром и молнии, а остренький нос делал его похожим на разъярённую серую крысу.
– Так вот кто постоянно пиздит у меня молоко пока я сплю!
– Пьеро, ой! Привет…
Сохраняя злобное выражение лица, испанец молча требовал объяснений.
– Чувак, ну прости. Но это ведь всего лишь молоко, ха-ха! Я сегодня обязательно куплю тебе точно такую же бутылку!
– Что, скажи мне, ну что тебе мешает покупать себе молоко, чёрт тебя подери! Купи себе и пей сколько влезет!
Было очевидно, что он в бешенстве. Валя решила пойти ва-банк.
– Ну, Пьеро, ну, милый… Не злись на меня. Просто так получается, что к утру мое молоко всегда заканчивается, а сейчас ведь так холодно на улице, чтобы идти в магазин, но ты… ты всегда так любезно меня выручаешь. Как хорошо, что ты есть!
Тут Валя одной рукой погладила Пьеро по плечу, а другой исхитрилась стащить с его полки маленькую шоколадку, делая вид, что закрывает дверцу холодильника.
Жертва была нейтрализована. Сам не понимая как, Пьеро остался на тёмной кухне с пустой молочной бутылкой в руках.
Шустрые ножки в носках с зелёным персонажем из детской книжки пробежали по коридору в обратном направлении. Воровка шустро скрылась в своей комнате, электронный замок пискнул, оповещая, что дверь надёжно заперта.
Возможно, Пьеро всё это приснилось?
Настроение Вали было таким же праздничным, как само Рождество, сердце иногда замирало от предвкушения радости, что готовил этот день. На улицах стало совсем светло, захотелось прогуляться на свежем воздухе, пока никто не проснулся.
Это был идеальный час для фотографа: широкие безлюдные проспекты, птицы, царствующие в никогда не замерзающем озере. Можно было запечатлеть невероятное явление – закованную в лёд набережную.
Берега озера Леман стали похожи на чертоги Снежной Королевы – что-то необыкновенно сказочное в центре Женевы. Ночью сильный ветер смешал снежную бурю и ливень, которые сменяли друг друга несколько часов. Ветви высоких деревьев застыли в движении, направленные в одну сторону под покровом замёрзшего дождя.
В глыбах белого льда узнавались очертания машин и лодок, наивно припаркованных у побережья. Толстая наледь обволокла скамьи, перила и мостовые скользкой пеленой. Казалось, если остановиться у изгороди, то, подобно Каю, заледенеешь сердцем.
Фонтан Jet d’Eau был выключен на момент бури, никто не знает точно, что могло с ним произойти. Возможно, он бы превратился в гигантский хрустальный меч, размером с небоскрёб, торчащий из воды так, будто последний раз взывают к небу голоса всех самоубийц, навсегда оставшихся в этом городе.
И словно колдун, вмиг погрузивший озеро в забвение, высоко над берегом в величественном каменном гробу вечным сном спит герцог Брауншвейгский. Его охраняют крылатые каменные львы с крокодиловой кожей. Страдающий при жизни клаустрофобией, герцог завещал похоронить себя на берегу озера, в усыпальнице на шестиметровой высоте. Под крышей мавзолея его гроб виден даже издалека. Герцог никогда не будет погребён в земле. В своё время такая выходка стоила ему двадцать миллионов франков, и теперь он подвешен под небесами.
Работа такси и движение поездов были остановлены. Женева, привыкшая к нежному климату, просила дать ей время, чтобы справиться с невероятной зимой. Минус десять при местной высокой влажности ощущались в городе как минус тридцать.
Праздничные огни то загорались, то гасли в толще нахлынувшего льда, словно старались растопить его. Через дорогу от озера днем исходили паром тележки с горячими каштанами и глинтвейном, закутанные в горнолыжные костюмы дети скользили на перегонки по превратившимся в каток дорожкам. Все ждали Рождества как любимый праздник, надеясь, что в волшебные часы ледяные чары отступят.
Итак, в субботу в половине седьмого утра город был совершенно пуст.
Остывали от ночного веселья клубы и еще не звали прихожан колокольным звоном церкви.
Валя надела шипованные ботинки – такие продавались в любых спортивных магазинчиках Швейцарии как амуниция на случай нападения льда, так было безопаснее передвигаться с камерой в руках.
Ей очень хотелось сфотографировать застывшие во льду лодки. Было похоже, будто все они по ошибке причалили к берегам Антарктиды, навсегда приковавшей их к своему белому безмолвию.
Валю привлекла покрытая толстой наледью парусная яхта. Под тяжестью сосулек она наклонилась на бок, с ее голых мачт свисали нити ледяных кристаллов, а рядом с кормой вальяжно плыла гигантская пятнистая форель. Она скалилась на Валю, не в настроении сегодня позировать.
Валя представила,
