– При Саддаме любой негодяй сразу отправлялся за решетку. Такого бардака, как сейчас, не было. Но когда он был жив, все говорили, что он посылает нас воевать, а сам строит себе дворцы. Я тоже был на войне с Ираном. Мне тогда было всего восемнадцать. Мне даже ладонь прострелили.

И водитель показывает шрам: вот здесь пуля вошла, а вот здесь вышла. Чтобы мы могли как следует шрам разглядеть, он на секунду выпускает из рук руль, что на скорости сто километров в час кажется несколько рискованным. К счастью, через мгновение он перехватывает руль другой рукой.

Я пытаюсь возражать. Ведь в книгах и газетах я читал, что Саддам был жестоким диктатором, что он убивал и пытал иракцев. Но водитель машет рукой и снова сплевывает в окно, словно подчеркивая, что беседа со мной не имеет смысла.

На помощь ему приходят два других пассажира, обоим за шестьдесят.

– Когда я был мальчиком и правил Саддам, половина девушек в Багдаде ходила в мини-юбках, – говорит один из них, тот, что представляется инженером-энергетиком. – Мы жили как в Европе. А сегодня? Половина ходит в мусульманских одеждах, которые закрывают все тело. Мини-юбку никто не наденет. Ужасно обидно. Если мне захочется посмотреть, как выглядят ноги молодой женщины, придется лезть в интернет. – Он тихонько улыбается себе в усы, видимо, при мысли о ногах в интернете.

– Нами правят муллы, – говорит второй, тоже инженер, специалист по строительству мостов.

– Мы воевали с Ираном, а сегодня шииты из Ирана выбирают нам правительство, – водитель перестал пялиться в окно и вернулся к беседе. – Вот чего добилась Америка своей войной. Сегодня Ираком правит Иран, его заклятый враг.

Я снова пытаюсь возражать, но неожиданно подает голос Саиф, мой багдадский хипстер.

– Да ни хрена ты не знаешь! – кипятится он. – Мой отец был офицером при Саддаме. Понятно, если кто-то переходил дорогу президенту или кому-то из его сыновей, то ему была крышка. Но такой страной, как Ирак, можно править только железной рукой, иначе все развалится к чертям. Вот как сейчас!

Кажется, даже инженеры и водитель удивились, что молокосос, который Саддама даже помнить не должен, пылает к нему такой любовью. Остаток пути мы молчим; инженеры дремлют. Только водитель между очередными плевками интересуется у Саифа:

– А чем сегодня занимается твой отец?

– Он таксист, как и ты.

– Передай ему от меня поклон.

14

На завтрак Саддам обычно ел яйца, рыбу или суп – из чечевицы или бамии.

На обед мы всегда готовили по шесть, семь, восемь разных блюд. Два супа, два блюда из курицы, рыба, что-нибудь на гриле. Чтобы ему всегда было из чего выбрать.

По меньшей мере раз в неделю на ужин был мазгуф. Он обожал это блюдо – запеченную рыбу. Если ее не было несколько дней, то он спрашивал через Камеля Ханну, когда мы ее приготовим.

Саддам заходил на кухню только во время Рамадана, потому что постился с восхода солнца и до заката. Он заходил, когда был очень голоден и хотел поднять себе настроение. Но это было скорее исключение.

Прежде чем мы подавали еду Саддаму, ее пробовал Камель Ханна. Если Камеля не было, велели пробовать кому-то из нас, поваров. Точно так же все подарки из-за границы – вина, виски или кубинские сигары, которые Саддам обожал, – проверяли на наличие ядов. Охранники возили их в какую-то лабораторию, но подробностей я не знаю.

Закупкой продуктов занимались только телохранители, причем самые надежные. Если чего-то не было на ферме, они ехали на рынок или в какое-нибудь проверенное место. Но где и как они закупали продукты, мы, повара, не знали.

В холодильнике мы должны были всегда оставлять маленькие порции еды – на всякий случай.

Саддам был здоров как бык. При мне он лишь однажды почувствовал себя плохо. Это было настолько необычное происшествие, что в тот вечер нас всех на всякий случай арестовали, а спецслужбы проверили, нет ли у кого-нибудь из нас на руках яда.

Каждый год мы ехали в Тикрит или куда-нибудь под Багдад, где Саддам переплывал Тигр. А Тигр – река широкая, с бурным течением.

В каком-то году, уже после нападения на Кувейт, американцы начали распускать слухи, будто это делает не Саддам, а его двойник. Сам он, мол, слишком стар, чтобы переплыть Тигр. И знаешь, что он сделал? Через несколько недель он пригласил журналистов и дипломатов под Тикрит. Показался им там, произнес речь, чтобы все точно знали, что это он. А потом вошел в воду и переплыл реку, туда и обратно.

Так представь себе, стали говорить, что посредине реки была спрятана платформа с мотором, который его и тянул. Как видишь, людям невозможно втолковать, что у кого-то просто хорошее здоровье, что человек каждый день тренируется и полон сил. Ведь у Саддама в каждом дворце был бассейн, и он плавал перед завтраком. Ежедневно.

Я готовил для него, на протяжении многих лет встречался с ним раз в два дня и ни разу не видел его больным или вялым. В плохом настроении – да, много раз. Но больным – никогда.

15

Я побывал с Саддамом во многих странах: в Марокко, Иордании, СССР. Мы были в Москве у Горбачева. Они разговаривали об оружии, потому что тогда шла война с Ираном.

В Советском Союзе даже у поваров были имперские замашки. Мы готовили на одной большой газовой плите, и они постоянно переставляли наши кастрюли. Никакой необходимости в этом не было, места хватило бы всем, но иначе они не умели. Их страна шла напролом в политике, а они шли напролом в кухне. Передвигали свои кастрюли так, чтобы те занимали место – и конфорки, предназначенные для наших кастрюль.

Разумеется, я тут же подходил и ставил свою кастрюлю обратно. Но не проходило и минуты, как кто-то из русских поваров снова переставлял свои кастрюли на наши конфорки, бормоча что-то себе под нос. Наверное, он нас ругал, – не знаю, я по-русски не понимаю.

Эта игра продолжалась несколько часов.

Тогда я подумал, что именно так вспыхивают войны. Каждый хочет, чтобы его кастрюли стояли поближе к огню.

16

Саддам любил Камеля Ханну в том числе и потому, что Ханна поставлял ему женщин. Ведь президент не мог сам подойти к незнакомке и сказать, что она ему понравилась. Камель знал вкус президента, знал множество людей в Багдаде и иногда привозил на ферму какую-нибудь девушку, с