– Иди ты к черту, Варламов, – она выдернула у него руку и зашагала обратно в лагерь. И очень удивилась, когда поняла, что плачет.

Сгустились сиреневые сумерки, и начали разжигать костер. Последний костер в этом фестивальном сезоне. Впрочем, у театралов не принято говорить «последний», говорят – «крайний». Крайний костер. Крайний вечер. Ася сидела, уставившись в пустоту. Нет, не так она себе представляла этот завершающий день…

– Ася, принести тебе чего-нибудь? – К ней наклонился Лешка. Верный Брегус.

– Водки, – мрачно сказала Ася.

– Что?!

– Шучу. Налей чаю, пожалуйста.

Лешка принес горячую кружку, протянул Асе и сел рядом с ней. Начал расспрашивать про что-то. Она машинально отвечала ему и вдруг почувствовала, как Брегус нерешительно приобнял ее одной рукой. Да они сговорились что ли?! Чем она притягивает этих малолеток? Ася дернула плечом, сбрасывая руку.

– Не надо, Леш, – сказала тихо.

– Ася, я же… я серьезно. Не как Димас. Ты знаешь, что у него… – Лешка на секунду замялся, и в то же мгновение знакомый голос прорычал сзади:

– Брегус!

Лешка вскочил и зло посмотрел на друга. Дима молча глядел на него, сжимая зубы, как будто боролся с желанием вмазать Брегусу в челюсть. Парни буравили друг друга взглядами, а Ася испуганно наблюдала за ними. Господи, хоть бы не подрались!

– Хорош к ней яйца подкатывать, – в голосе Варламова звучала угроза. – И рот свой закрой.

– А то что? – вызывающе дернул подбородком он.

– Леха, – Дима вдруг тоскливо вздохнул, – ну я ж просил тебя…как друга…

Леша длинно выматерился, развернулся и ушел на другую сторону костра.

Ася молчала, не понимая, что происходит. Димка сел рядом и сжал ее руку.

– Не спрашивай, ладно? – попросил он. – И…прости, что сорвался.

– Это ты прости, что сразу не сказала. Мне…мне так было проще.

«И мне», – раздраженно подумал Дима, но больше ничего не сказал и просто привлек к себе Асю.

Она прижалась к его боку, жадно вдыхая Димин запах, которым не могла надышаться. Пусть последний вечер пройдет не так, как хотелось, но все же лучше рядом с ним, чем без него.

Несмотря на всю возбужденно-бурлящую атмосферу, которая шумела и пузырилась вокруг, они будто были одни. Сначала просто тихо обнимались, а потом неожиданно разговорились. Про всякую ерунду, но разве это сейчас важно? Ася слушала, а сама смотрела на него и не могла наглядеться. Сегодня ведь можно. Какие у него четко очерченные скулы, какие красивые упрямые губы, как блестят глаза под ровными полосками широких черных бровей, а тень от ресниц падает на смуглую щеку.

– Дим, никак не могу понять, какого цвета у тебя глаза: зеленые или серые?

– Хамелеоны. Все время меняются.

– От настроения?

– Наверное. Они бывают примерно одного цвета, только когда я спектакль играю.

– Почему ты в этом году нигде не играл?

– Из нашего театра только мы с Брегусом приехали. Наш режиссер сейчас сильно болеет, так что мы пока ничего нового не ставим.

– Ты хорошо играешь.

– А ты разве видела? А…Ромео. Да, неплохо вышло, мне самому понравилось.

– Не думал сделать это своей профессией? – Ася задала вопрос вроде бы небрежно, а сама затаила дыхание. Почему-то ей был очень важен ответ. Димка молчал. Курил. Ася молчала. Ждала.

– Пообещай пока никому не говорить, хорошо? Из наших знает только Лешка. Я… в общем, я поступил на первый курс ГИТИСа.

– Ты?! – Ася ждала какого угодно ответа, но не такого. Димка? Будет учиться в Москве? Станет профессиональным актером? Она не могла понять, огорчает ее это или радует. – Ты молодец. Трудно было?

– Ну уж точно не легко, – усмехнулся он неожиданно по-взрослому и швырнул окурок в костер. – А ты где работаешь?

Спросил наконец. Ася думала, что уже и не поинтересуется.

– В Томском драматическом театре.

– Давно?

– Два года уже, – с вызовом сказала Ася. – Мне двадцать пять, если ты вдруг забыл.

–Остынь, женщина, – примирительно улыбнулся Дима. – Я же просто спросил. А у нас в Саянске даже театра профессионального нет. Два любительских только. Один наш, а второй «Маски» – там, где Ольга и Сонька занимаются.

– Саянск, – Ася ни разу не слышала про такой город. – Он красивый?

– Он дыра, – отчеканил Димка, и в его голосе зазвенела злость. – Оттуда надо валить и как можно скорее. Я вот скоро свалю и очень, блин, рад этому.

«Ого, какие мы», – подумала Ася, но промолчала. Последний вечер не лучшее время для споров. Их и так сегодня было больше, чем нужно. Сама она не считала, что за счастьем непременно нужно ехать в столицу, которая чаще всего сжирала романтически настроенных провинциалов и даже косточки не удосуживалась выплюнуть. Впрочем, Варламов поступил. И не куда-нибудь, а в ГИТИС. Значит, смог угодить привередливой Москве. Победителей не судят. Ася снова положила голову на Димкино плечо. Господи, что она делает? Он младше ее на семь лет. Застрелиться! Перспектив – никаких! Так зачем тогда? «Он мне нравится», – подумала Ася. – «Просто очень сильно нравится. Такое бывает. Я читала. В крайнем случае, потом приеду домой и покаюсь психотерапевту. Кстати, это еще вопрос, есть ли в Томске хороший психотерапевт…»

Димку, видимо, экзистенциальные вопросы не мучили, он ловко перехватил у соседа гитару и уже пристраивал ее на колено. Асе пришлось покинуть удобное плечо, и она с любопытством наблюдала за его длинными пальцами, уверенно скользящими по грифу. Странно, но в этом году ей не приходилось слышать, как Димка играет. Три года назад, помнится, мальчишки лабали у их костра что-то невыносимо панковское и уж совсем невыносимо дворовое, и Варламов тоже, кажется, был в их числе. Что же будет сейчас?

– Ты хорошо играешь?

– Да, – Дима сосредоточенно перебирал струны и подкручивал колки, настраивая гитару под себя. Скромность не входила в длинный список его достоинств.

– Давай, Димас! – зашумели все. Предыдущие певцы такого энтузиазма не вызывали. Может, он и правда хорошо играет? – Давай нашу! Нет, Цоя! Агату Кристи! Сектор Газа!

Димка поднял руку – все затихли. Он слегка склонил голову и тронул струны. Знакомые с детства аккорды полились неожиданно гармонично…

Луч солнца золотого тьмы скрыла пелена,

И между нами снова вдруг выросла стена…

У Димки был точный слух и замечательный голос: сильный, звенящий и в то же время какой-то бархатистый. Ася не помнила, как называется такой тембр: по вокалу ей поставили «четыре» только за старание и хорошую зачетку, но слушать его было очень приятно. Вскоре к исполнению подключился дружный хор из всех сидящих у костра. Но Ася старалась слушать только Димку.