— И скрылся. Зачем только? — пожал плечами старший. — Странный.

Отец обвёл своих сыновей взглядом, всех, кроме Ивана, который на печь полез, и с укором проговорил:

— А вы, значит, у меня не смельчаки?

— Рисковать жизнью ради царевны — такое себе, — отмахнулся старший сын. — К тому же мне приглянулась одна хорошенькая крестьянка. Живёт в соседнем селе. Думаю, замуж её позвать.

— Какая по счёту?

— Думаю, что последняя.

— Думаешь или точно последняя?

— Отстать, отец, я сам решу, какая у меня будет последней, — стал злиться старший брат.

— Видать, царевна не так хороша собой, раз прыгать ради неё не было желания, — заговорил Иван-дурак с печи, подтрунивая над старшим братом.

Старший брат с недовольством зыркнул на брата и ответил ему:

— Молчал бы уж, тебе ни царевны, ни крестьянки не светит.

Средний брат просто рассмеялся. Рассказывать о том, как он зря стегал коня ему не хотелось.

Глянул старик отец на Ивана и спросил:

— Почему у тебя рука перевязана?

— Пустяки, порезался, — ответил ему Иван.

— Где успел порезаться?

— В лесу, пока мышеловку делал.

— А в избе не делается?

— В избе слишком много разговоров о всяких царевнах — отвлекают они, — ответил Иван и отвернулся к стене.

А сам тихо посмеивался.

Часть шестая

В царском тереме

Наступило утро. Опять созвал старик-отец своих сыновей за столом. Иванушке-дурачку такое приглашение, как и обычно, не полагалось. Как только все расселись, он принялся с мобильного телефона читать новый указ царя:

— Слушайте внимательно. Все молодцы должны прийти к царю на званый пир во весь мир. А кто не явится, тому башка с плеч.

Ухмыльнулся Иван-дурак с печи:

— Совсем как Червонная Королева. Может, она его сестрица?

— Что ты там такое ляпнул? — старший брат окинул Ивана презрительным взглядом.

— Да, так, мысли вслух, — как бы невзначай ответил Иван.

— Мысли про себя, дурище, ты на царском пиру если только вместо шута зажигать будешь, — резюмировал старший, как и обычно, вызвав смех у среднего брата.

Стукнул кулаком по столу старик-отец.

— А ну прекратить это безобразие!

— Вы, — он поглядел на старшего и среднего, — живо собираться на пир. — Затем со вздохом повернулся к своему младшему: — Ну а ты чего на печи разлёживаешься? Сказано же, всем явиться на пир.

Спрыгнул Иван-дурак с печи, поковырялся в носу и ответил с прежним спокойствием:

— Раз сказано, тоже пойду.

Братья разнарядились, как и обычно, и только один Иванушка-дурачок в своей старой рубашке и лаптях отправился. И ладонь у него по-прежнему перевязана была. В царском тереме было почти такой же пир, как и в том самом тереме, где побывал в своём сне Иван, поэтому он и не слишком удивился. Зато его братья, идя за столом, с круглыми глазами хватали еду, которую им ранее и не приходилось есть. А уж до чего отец был доволен, раз ему на старости лет довелось на царском пиру побывать. Не зря ем покойная жена столько сыновей нарожала.

Тем временем по терем ходила царевна и заглядывала в лица юношей. Искала кого-то. Дошла очередь и до Ивана-дурака. А тот тем временем от скуки кулебяку уплетал и разнаряженных бояр разглядывал. Оглядела его царевна и заметила перевязанную ладонь, которую он на стол положил.

— А что у тебя с рукой, молодец? — поинтересовалась она у него.

— Да так, ерунда, ножик неудачно точил, яблочко хотел порезать. — с улыбкой ответил ему Иванушка-дурачок.

Заметил он, как она ближе подошла и прямо ему в лицо смотрела. Пристально так. Такая же красивая, глаз он неё не оторвать. А братья с отцом тем временем настолько были увлечены спором, какие бутерброды вкуснее — с чёрной или красной икрой, что и не заметили возле себя царевну.

— А ну — ка развяжи! — попросила царевна Ивана.

— Зачем? — удивился тот.

— Лицо твоё мне знакомым кажется.

Иван-дурак снял повязку, как и просила его царевна. Увидела на его ладони царевна свой перстень и ахнула. Забрала она его, затем схватила юношу за руку и батюшку давай кричать:

— Отец, вот тот самый красавец на коне! Вот мой суженый!

Уставились на Ивана-дурака братья с отцом, чуть не поперхнулись. Не поймут, в чём дело: царевна их дурака своим суженым кличет. Не успели они рты открыть, как вышел из толпы бояр царь — высокий, статный, с бородой, в кафтане зелёном и сапогах сафьяновых. Иван-дурак быстро из стола выскочил и перед царём встал как по струнке. Встречал он королеву, так что теперь имел представление, как с августейшими особами себя вести.

Приблизился к нему государь и оглядел с ног до головы. Придирчиво, недоверчиво. Затем вынес вердикт дочери:

— Вкус у тебя, конечно, не ахти… Не в мать пошла. Ну, ладно. — А после обратился к Ивану-дураку: — Как тебя зовут?

Этот вопрос не удивил Ивана, он слышал его уже много раз, пока во сне бродил.

— Можно называть просто Иваном, ваше величество!

Затем он вспомнил, как Алиса реверанс перед королевой делала, и поклонился царю. Правда, неуклюже у него это получилось. Увы, на репетицию времени не хватило — слишком уж быстро царь свои указы издаёт.

— Ну что ж, будешь царевичем, Иван, — улыбнулся государь юноше и, взглянув на раскрасневшуюся царевну, что подле Ивана стояла, с укоризной, добавил: — Раз так моя дочь желает.

Окликнул он слуг, и тут же около царя несколько молодцев появилось. Приказал царь слугам разодеть Ивана. Те взяли его за белы рученьки и увели куда-то быстро-быстро. Старик-отец долго бутербродом с чёрной икрой давился, пока за этим действом наблюдал. А братья себя за щёки и губы щипали. Думали, что спят и сон видят. Хотели проснутся, да не могли.

Вскоре вернулся Иван: разодетый, как щёголь, в царском кафтане, сафьяновых сапогах, и чубчик у него тот самый появился, глянцевый. Идёт он в развалочку себе, насвистывает, будто с самого рождения царевичем был, а гости его разглядывают и пальцем в него тычут. Приблизился Иван-царевич к отцу и братьям. Старший брат в ужасе руками замахал, а средний готов был глаза себе выколоть — не верил того, что они ему показывали.

— Это… это — он! Он — тот самый смельчак, который до царевны допрыгнул! — закричал средний, покрываясь потом.

Старик-отец так и застыл в изумлении — слова в глотке так и застряли. Лишь надкусанный бутерброд у него из рук прямо на стол выпал и шмякнулся икринками вниз, те и размазались по скатерти. А Иван скрестил руки на груди, сделал важное выражение лица