Мама…

Грусть полосует резко, остро, словно ножом по сердцу. Что-то с ними? Где она? Где отец? Когда они нас найдут?

Я стараюсь не показать вида, но герцогиня что-то замечает. Не спрашивает, смотрит вопросительно. Я уже знаю, здесь так принято. Не расспрашивай, не лезь в душу. Если у человека проблемы – он сам расскажет, сам попросит помочь. Тогда и поможешь.

А чтобы ходить и жаловаться, ходить и ныть… такого не бывает. А если и случается, народ это молчаливо не одобряет.

Так что я честь по чести забираю Корса из лечебницы, прощаюсь с герцогиней, и мы отправляемся домой. И вечером у нас с братом разгорается скандал. Причем по удивительному поводу – брату не нравится моя работа. Ну интересный вопрос! А слепнуть над вышивкой – лучше? Сопля!

Но наскакивает Корс, как взрослый.

И с ума я сошла, и опасно это, и ни к чему такое женщине, грязное это дело…

– Ты с ума сошла?!

– Корс, ты чего распетушился?

– Моя сестра работает расследователем! Бегает, людей… людей…

– Что – людей? – медовым тоном интересуюсь я. – Расспрашиваю? А когда тебе надо было, так смолчал? Думаешь, другим легче в этой жизни или приятнее, или у тебя беды, а у них так, прогулки под солнышком? Вот уж не так!

– Шань, это же опасно!

– Чего тут опасного? Вот стражникам опасно, а я при чем?

– А ты сама сказала – и ноги расследователю переломали.

– Вышиваю я руками, болтаю языком. Есть проблемы?

– Шанька!!! – взвился Корс.

Кто бы знал, каких мне усилий стоило не прочитать его мысли! Но я себе обещала. Должны быть какие-то границы.

– Еще раз спрашиваю – ты чего раскипятился? Нам гражданство Алетара позарез нужно, три года отработаю, и получу его. Хорошо, если нас завтра родители найдут…

– А если…. Шань, а если не найдут?

Голос Корса дрогнул, изломался… Как же ему страшно. Как жутко, от осознания своего одиночества в этом мире. Понятно, он за меня боится, мы друг у друга одни. Здесь и сейчас мы одни против всего мира.

Я обняла братика за плечи, прижала к себе, погладила по волосам.

– Не бойся, мелкий. Я еще всех переживу.

Мелкий хлюпнул носом и прижался ко мне покрепче.

– Мне страшно, Шань. Мне так страшно…

Этой ночью мы спали в одной кровати. И я шептала брату, что работать надо. Расследователи работают на короля, а он о своих людях заботится. А если чем отличусь, так и король меня заметит, и награду можно будет попросить. И родителей постепенно найдем, если Корона поможет. Это у нас сил нет, а у короля Раденора – есть. Мы справимся, обязательно справимся.

* * *

Следующее задание.

Кто-то ворует. Семья у кожевника большая, сам, четверо сыновей, да жены, да их дети, а вот поди ж ты, завелась паршивая овца.

Неясно кто, но ясно, что свой. Слуг два раза меняли, а все бесполезно, продолжается потрава. То выручки в шкатулке недосчитаются, то вилок серебряных меньше окажется, то подсвечник пропадет. И ведь по-умному шкодит, берет не много, а ровно столько, чтобы не попасться на месте.

Кожевник скрипнул зубами, понял, что не выследит вора, да и пришел к господину Каллену.

Я оказалась третьей из расследователей, которых послали на это дело. А то ж!

Восемнадцать взрослых, да детей еще семь штук – с ума сойдешь. Бедняги выли и дело вести отказывались. Протоколов была уже куча, а толку не было. Никто ничего не видел, не знает, не думает…

Кожевник Айлат, когда я вошла, как раз сидел у господина Каллена.

– Добрый день, господа.

Да, так на меня давно не смотрели, с таким искренним удивлением.

– И это ваш расследователь?

Господин Каллен хитро улыбнулся.

– А что вам не нравится, господин? Шайна девушка неглупая, уж три дела успешно провела, я ей доволен. А что серьезно не выглядит, так и неплохо, пусть люди думают, что это такая куколка, по знакомству…

Я тихо зашипела.

И ведь думают. Наверняка так и думают, это в голове у начальника на поверхности. Вот сволочи!

– Может быть, господин Геран продолжит мое дело?

Господин Каллен покачал головой.

– Если госпожа Истар вас не устраивает…

Кожевник махнул рукой, с видом, сгорел сарай, гори и баня. Издевайтесь надо мной, мучайте, подсовывайте мне сопливых девчонок… на то и власть, чтоб куражиться всласть!

Светлый вам за меня еще отомстит!

– Госпожа Истар, когда вы отправитесь к господину Айлату?

– Хоть бы и прямо сейчас, – пожала я плечами. Чего тянуть?

– Протоколы не посмотрите?

– Зачем? – опять удивилась я. – Если вы ничего полезного там не нашли, так я и подавно не найду.

Господин Каллен ожег меня злым взглядом, но возражать не стал. И правильно. Нечего на меня все самое сложное сваливать, была б я обычной девушкой, волком бы выла и прочь бежала от такой-то радости. Он это знает, я это знаю…

– Я, с вашего позволения, с господином Айлатом поеду, с ним и поговорим по дороге.

– Я пешком пришел, – прогудел кожевник.

– А и не страшно. Чай, не высокородная, чтобы ноги бить побрезговать. Прогуляюсь.

– Далеко идти, – сделал последнюю попытку кожевник. Но получил только взмах рукой.

– Раньше выйдем – раньше придем. Пойдемте?

– Пойдемте, госпожа, – сдался кожевник. И мы вышли за дверь.

* * *

Сложно ли разговорить человека, которому ты не нравишься?

Да не особенно, правда не факт, что ты услышишь о себе что-то хорошее. Я и не услышала.

Малолетка, соплячка, мелочь мокроносая… дело житейское. Я кивала, поддакивала и строила несчастные глазки. И через полчаса господин Айлат смягчился. Подозвал извозчика и принялся ворчать уже на мое начальство. И такие они, и сякие, и девчонку послали, нет бы самим разобраться, так на малявку сваливают. Небось, чужой-то загривок от оплеух меньше болит.

В последнем я с ним была полностью согласна.

Слово за слово, и следующие полчаса, пока мы ехали к кожевенной мастерской, господин Айлат жаловался на неведомого пакостника. Это куда ж годится – в своем-то дому да гадить? Даже птица хвост из гнезда выставляет, а тут завелась тварь.

Да завелась-то одна, а подозревать всех приходится. Куда это годится – родным не доверять? Ужас! Кошмар! Миротрясение основ!

Я поддакивала и понимала, что кожевник действительно огорчен и расстроен, никого точно не подозревает, а как с этим жить – непонятно. Но тяжко.