Без десяти семь.

Семь ровно.

В десять минут восьмого дверь запасного выхода со скрипом отворилась, и оттуда появился пожилой капельдинер в красной униформе. У него был такой вид, словно он спасается от пытки фильмом, который видел тысячу раз. Под падающими снежными хлопьями он был похож на деревянного солдатика из балета «Щелкунчик», который всего лишь потерял свою треуголку. Осторожно притворив за собой дверь, он сунул в щель программку, чтобы дверь не захлопнулась. Снег, падая сквозь паутину пожарных лестниц, оседал на фальшивых погонах его униформы. Прислонившись к косяку двери, служитель вытащил из-за уха сигарету, закурил и с наслаждением выдохнул дым, улыбаясь, как философ, которому наконец-то удалось как следует наесться.

Он затянулся еще по крайней мере раза три, прежде чем заметил висящий на лестнице бюстгальтер. Пару минут он созерцал его с безопасного расстояния, затем затушил бычок о стену, подошел к пожарной лестнице и уставился на бюстгальтер, склонив голову набок и словно пытаясь прочитать ярлычок. Потом, оглядевшись, он аккуратно снял бюстгальтер с пожарной лестницы, некоторое время подержал его на весу, а потом прижал к лицу.

Мы моментально проскользнули в приоткрытую дверь, убедившись, что программка осталась на месте.

Затем мы, как обычно, присели и, передвигаясь почти на корточках, прошли через весь зал, стараясь держаться ниже уровня экрана и направляясь в противоположное крыло. У нас за спиной на экране шла хроника: Рузвельт и Гитлер по очереди махали рукой, сидя в длинных черных лимузинах с откидным верхом. Мы вышли в лобби, поднялись по лестнице и в темноте пробрались на последний ряд балкона.

В конце концов мы с Тинкером не выдержали и захихикали.

– Ш-ш-ш, – прошипела Ив.

Когда мы с лестницы выходили на балкон, Тинкер придержал дверь, и Ив устремилась вперед. В итоге мы уселись так: Ив ближе к центру ряда, далее я, а сбоку Тинкер. Случайно перехватив взгляд Ив, я заметила ее притворную улыбку; похоже, она считала, что я специально все подстроила, чтобы сесть именно так.

– И часто вы такое проделываете? – шепотом спросил Тинкер.

– Как только предоставляется возможность, – сказала Ив.

– Ш-ш-ш! – с недовольным видом повернулся к нам какой-то тип, и в этот момент экран померк.

Тут же по всему залу замерцали, как светлячки, огоньки зажигалок. Затем экран снова ожил, засветился, и начался фильм.

Это был «День на скачках»[27]. Типичный фильм с участием братьев Маркс[28], чрезмерно напичканный всевозможными трюками, однако с фальшивыми, будто картонными, образами героев, которые словно требовали уважать условность действа. Зрители вежливо все это терпели, но вскоре появление Граучо заставило всех сесть прямо и начать аплодировать – казалось, это комик поистине шекспировского масштаба, вернувшийся на сцену после преждевременного ухода на пенсию.

Пока шла первая часть фильма, я вытащила коробочку «Жужубы»[29], а Ив извлекла пинту ржаного виски. Мы по очереди угощались, и, когда наступала очередь Тинкера, мне приходилось встряхивать коробочку, чтобы привлечь его внимание.

Пинта сделала один круг, потом второй. Когда она опустела, Тинкер, внеся свой вклад в общее дело, вытащил из кармана серебряную фляжку в кожаном футляре. Когда фляжка попала ко мне, я на ощупь почувствовала вытисненные на коже те же буквы: TGR.

Мы постепенно пьянели и ржали теперь так, словно это был самый смешной фильм в нашей жизни. А когда Граучо осматривал пожилую даму, Тинкеру со смеху даже слезы пришлось утирать.

В какой-то момент мне страшно захотелось в туалет. Не в силах дольше терпеть, я выскользнула на лестницу и бросилась в дамскую комнату. Помочилась, не садясь на сиденье унитаза, и так торопилась, что до смерти перепугала сидевшую у дверей матрону. Но к тому времени, как я вернулась в зал – хотя я вряд ли пропустила больше чем одну сцену, – Тинкер уже сидел посредине. И было совсем нетрудно представить себе, как именно произошло это перемещение.

Я плюхнулась на его место, думая о том, что если бы вела себя менее аккуратно, то наверняка вскоре обнаружила бы целый грузовик свежего навоза на своей лужайке.

Но если молодые женщины и обладают большим опытом в искусстве мести, подыскивая порой самые маргинальные способы, то у Вселенной ко всему свой собственный подход: обычно это «око за око». И пока Ив, хихикая, что-то шептала на ухо Тинкеру, я почувствовала у себя на плечах его чудесную меховую куртку, еще хранившую тепло его тела. Снег на воротнике куртки растаял, и мускусный запах мокрого меха смешивался с легким приятным ароматом пены для бритья.

Когда я впервые увидела Тинкера в этой куртке, меня поразил его несколько искусственный внешний вид – это явно был человек, родившийся и выросший в Новой Англии, однако одет он был как герой фильма Джона Форда[30]. Только этот запах намокшего под снегом меха делал его пижонскую куртку чем-то более аутентичным, более соответствующим сезону. И я внезапно представила себе Тинкера верхом на лошади где-нибудь на опушке леса или под высоченным сводом небес на ранчо, принадлежащем семье какого-нибудь его однокурсника, с которым они делят комнату в общежитии… и они там охотятся на оленей, вооружившись старинными ружьями и взяв с собой собак, куда более породистых, чем, скажем, я.

По окончании сеанса мы вышли из кинотеатра через главный вход вместе со всеми законными зрителями. Ив вдруг начала энергично отплясывать «линди»[31], подражая неграм, которых мы только что видели в этом фильме. Я взяла ее за руку, и мы исполнили весь танец безупречно синхронно. Тинкер, глядя на нас, просто дара речи лишился – а зря он так удивлялся: каждая американская девушка, проживавшая, как и мы, в пансионе, чтобы сделать субботние вечера не такими печальными, разучивала разнообразные танцевальные па.

Затем мы взяли Тинкера за руки, и он тоже немного потанцевал. Потом Ив бросила нас и, скользнув на край тротуара, подозвала такси. Мы потянулись за ней следом.

– Куда теперь? – спросил Тинкер.

Ни секунды не медля, Ив сказала: «Эссекс и Деланси».

Все ясно, она везла нас в «Чернов».

Хоть водитель прекрасно все слышал, Тинкер все же счел нужным повторить, куда следует ехать.

– Водитель, вы слышали? Эссекс и Деланси.

Такси тронулось с места, и за окнами замелькали огни Бродвея, похожие на гирлянду лампочек, снятых с рождественской елки.

* * *

«Чернов» раньше был баром, где незаконно торговали спиртным; он принадлежал украинскому еврею, эмигрировавшему незадолго до того, как в снегах России была расстреляна царская семья Романовых. Бар был устроен в полуподвале