В эту секунду, словно почувствовав на себе взгляд Лу, Гейб поднял голову и поглядел вверх. Вознесенному на высоту тринадцати этажей Лу почудилось, будто Гейб заглянул ему прямо в душу, прожег его насквозь своими проницательными глазами.

Это смутило Лу. Участвуя в сооружении этого здания, он не мог не знать с абсолютной точностью, что панели фасада здесь зеркальные. Глядя вверх, Гейб никоим образом не мог видеть Лу, как бы он ни задирал голову и ни прикрывал глаза от света, подняв руку, точно в приветствии. Наверное, он разглядывал какое-то отражение в стекле, возможно, птицу, думал Лу, да, должно быть, это птица привлекла его внимание. Ничем другим это быть не может. Но взгляд Гейба был столь пристален, столь четко устремлял он его на тринадцатый этаж и через окошко прямо в глубину глаз Лу, что это заставило Лу поколебаться в своей уверенности. Он тоже поднял руку и, сухо улыбнувшись, помахал Гейбу. И, не дожидаясь ответного знака, повернулся в кресле спиной к окну. Сердце колотилось так, словно Лу застали за чем-то непристойным.

Зазвонил телефон. Это была Элисон, и голос ее звучал невесело.

— Прежде чем я доложу вам то, что должна доложить, хочу сообщить, что я теперь дипломированный специалист в области делопроизводства и управления.

— Поздравляю. Она кашлянула.

— Ну а теперь вот что. Альфред носит коричневые мокасины восьмого размера. Похоже, что таких мокасинов у него пар десять, так что не думаю, что подарить ему на Рождество еще одну пару — мысль удачная. Фирма — изготовитель мокасинов мне неизвестна, но с прискорбием признаюсь, что выяснить это для вашего удовольствия мне ничего не стоит. — Она перевела дух. — Что же касается туфель с красными подошвами, то Луиза купила такие и всю прошлую неделю их проносила, но они натерли ей ногу, и она отнесла их обратно, однако в магазине их не приняли — было заметно, что они ношены, на красных подошвах виднелись потертости.

— Кто такая Луиза?

— Секретарь мистера Патерсона.

— Мне надо, чтобы ты выяснила у нее, с кем она выходила из здания каждый день на прошлой неделе.

— Это не входит в мои обязанности.

— За это можешь уйти с работы пораньше.

— Так и быть.

— Спасибо, что поддалась уговорам.

— Да пожалуйста — хоть будет время рождественскими подарками заняться.

— Не забудь и о моих поручениях.

Таким образом, хоть узнал Лу и немного, но в сердце его поселилось чувство, которое кое-кто другой мог бы принять за панику. При этом наблюдения Гейба подтвердились, и значит, это не бред сумасшедшего, как втайне подозревал Лу. Ранее в разговоре Гейб спросил Лу, не нужен ли ему в офисе наблюдательный человек, и сейчас, внезапно приняв решение, Лу взялся за телефонную трубку.

— Соедини-ка меня с Гарри из экспедиции и достань в шкафу какую-нибудь из моих запасных рубашек, галстук, брюки и отнеси их парню, что сидит возле дверей. Проводи его сперва в мужской туалет — пусть помоется и почистится, — после чего отведешь его в экспедицию. Зовут его Гейб, и Гарри будет его ждать. Я хочу выправить положение с нехваткой у него кадров.

— Что?

— Гейб. Это уменьшительное от «Гэбриел». Но обращайся к нему «Гейб».

— Нет, я в том смысле, что…

— Сделай, как я сказал. Да, и еще, Элисон…

— Что?

— Мне очень понравилось, как мы целовались на прошлой неделе. И я намерен в ближайшем будущем продолжить это и развить.

Он услышал вырвавшийся у нее смешок, после чего в трубке все стихло.

Ну вот, опять. Говоря ей чистую правду, он не мог отделаться от чувства, что лжет — удивительно нагло и бесстыдно. Как и помогая ближнему — Гейбу, — он, Лу, чувствовал, что помогает и себе самому, ведь добрые дела душеспасительны. Но помимо этого он догадывался, что за всей этой душеспасительной интригой замышляется интрига иного рода, таится зародыш иного спасения. Спасения собственной шкуры. А еще глубже, в самой сердцевине всех этих хитросплетений было ясное понимание того, что его жест продиктован страхом. Не страхом, что прямо сейчас, измени ему благоразумие или удача, он, Лу, может легко оказаться в положении Гейба, а подспудное подозрение, почти неуловимое и уж, конечно, незримое, что в сложной инженерной конструкции своей карьеры Лу допустил какой-то просчет. Он гнал от себя подозрения, но они не отступали. Страх не улетучивался, он был неотвязным, он присутствовал всегда, хоть и оставался скрытым от посторонних глаз.

Совсем как тринадцатый этаж.

Когда встреча с мистером Бреннаном относительно находок на строительстве в графстве Корк — находок, слава богу, не представляющих исторической ценности, но все-таки вызывающих сомнение, — близилась к концу, в дверях его кабинета возникла Элисон, взволнованная и с ворохом одежды для Гейба в вытянутых руках.

— Простите, Барри, — воскликнул Лу, — мы закругляемся! Мне надо бежать. Меня ждут в двух местах одновременно, а вы сами знаете, какие сейчас пробки.

Блеснули фарфоровые коронки, и после — теплое рукопожатие. Мистер Бреннан опомнился уже в лифте, направлявшемся вниз: зимнее пальто висело у него на руке, портфель, набитый бумагами, был зажат под мышкой. И в то же время впечатление от встречи осталось самое благоприятное.

— Он что, отказался? — спросил Лу у Элисон.

— Кто?

— Гейб. Не хочет поступать на службу?

— Там никого не было. — Вид у нее был смущенный. — Я стояла у конторки ресепшн и называла его имя — так неловко все это было, — но никто не отозвался. Это новый розыгрыш, да, Лу? Не думала я, что после того, как вы заставили меня изобразить цветочницу в кабинете у Альфреда, я куплюсь на нечто подобное.

— Никакой это не розыгрыш. — Взяв ее за руку, он подтащил ее к окну.

— Но никакого мужчины там нет, — сердито сказала она.

Он посмотрел в окно: Гейб был на прежнем месте, сидел на земле. Начавшийся дождик покрывал стекло каплями, вскоре превратившимися в градины, бившие в окно с легким стуком. Гейб передвинулся поближе к дверям и поджал коленки к груди, спасаясь от сырости. Капюшон свитера он надел на голову, покрепче затянув завязки, и эти завязки, преодолев тринадцать этажей, казалось, врезались Лу в самое сердце.

— Так есть там мужчина или нет? — спросил он, тыча пальцем в окно.

Элисон напрягла зрение, прищурилась, уперев нос в стекло.

— Да, есть, но…

Он выхватил у нее из рук одежду.

— Я сам все сделаю, — бросил он.

Как только Лу ступил за вращающуюся дверь вестибюля, в лицо ему ударил ледяной ветер, от которого перехватило дыхание. Капли дождя, как льдинки, кололи кожу. Гейб сосредоточенно разглядывал проплывавшую мимо обувь, явно пытаясь не обращать внимания на разгул стихий. Мыслями он был далеко, где угодно, только не здесь. На пляже, где было так тепло, где песок был мягким, как бархат, а воды Лиффи, катившиеся перед ним, — безбрежными, как море. И в этом воображаемом мире он чувствовал себя почти счастливым, что казалось невероятным в его положении.