— Да, конечно, но как это связано?

— А вы знаете, что его высокопреосвященство отлично танцует вальс?

— Впервые слышу, — удивилась Элоиза.

Хотя она, конечно, помнила по рождественскому вечеру, что Шарль — отличный танцор.

— И мы решили сделать для него нечто приятное — ведь если наши люди в массе своей научатся танцевать вальс, то мы сможем подготовить не просто юбилейный банкет, но праздник с приличными и достойными танцами! — сверкал глазами Гаэтано. — Для этого мы нашли и пригласили маэстро Фаустино — ведь он проводит настоящие балы!

— Настоящие балы, значит, — усмехнулась Элоиза.

— Да! Ведь вы с монсеньором поможете нам?

— Гаэтано прав, монсеньор, — маэстро Фаустино наконец-то докатился до них. — Нам нужен каждый умелый танцор! И прекрасная танцующая дама нам тоже нужна! Скажите, вы чем-то регулярно занимаетесь?

— Классикой. И немного танцую барокко.

— Это великолепно! Человек, который танцует менуэт и сарабанду, уж конечно справится с неумелым партнёром в вальсе! И поэтому я прошу вас сейчас остаться с нами. И монсеньора тоже!

Он был экспрессивен и заразителен, и Элоизе стало любопытно. И они остались.

Маэстро Фаустино построил всех в пары и принялся считать — раз-два-три, раз-два-три, раз-два-три… Они с Себастьеном отошли к дверям и наблюдали оттуда. Кто-то двигался уверенно, кто-то не очень, но на вальс это пока было не слишком похоже.

Рядом с ними ссорились Гаэтано и Кьяра — у них ничего не получалось. То есть получалось, и даже получше, чем у многих — они, по крайней мере, проворачивались и временами попадали в такт, но им самим это было не очевидно.

— Доворачивайся, кому говорю! — шипела Кьяра. — У меня сил не хватает твою тушу провернуть!

— Так уж и тушу, конечно! Сама-то мастер, можно подумать! — бурчал в ответ Гаэтано.

— И не наступай мне на ноги, сказано — не отрывать носок от пола, вот и не отрывай!

— Пойдёмте, поможем им, — кивнула на них Элоиза. — Они же съедят друг друга!

— Вы уверены, сердце моё? — сощурился Себастьен.

— Если вам не слишком нужен ваш второй заместитель — то пусть их, в Кьяре я уверена.

— А вы полагаете, ему что-то угрожает? — рассмеялся он. — Хорошо, командуйте.

Они подошли к паре и Элоиза скомандовала:

— Монсеньор, становитесь в пару с Кьярой и ведите её. Дон Гаэтано, идите сюда.

Кьяра испуганно пискнула, но не возражала — закрыла рот, опустила глаза и тихо подошла к Себастьену. Неуверенно поклонилась. Дальше о ней можно было не беспокоиться.

Взгляд Гаэтано выражал очень разные эмоции — от восторга до, гм, некоторого легкого испуга. Но он подошёл, прилично поклонился и встал в пару.

— Вы начинаете с левой ноги. В диагональ, поверх моей правой. Вы никогда не танцевали вальс?

— Нет, донна Элоиза, никогда. Но был самонадеян и думал, что это легко.

— Это и вправду не слишком сложно. Обходите меня, а я поворачиваюсь на месте. Теперь я обхожу вас, а вы поворачиваетесь на месте. Давайте попробуем попасть в музыку.

Музыку он слышал, и это было уже полдела. И телом своим владел, хотя и не понимал пока, что с ним делать именно в этой ситуации.

— И что нужно сделать, чтобы, ну, не думать о каждом шаге? Чтобы как монсеньор?

— Это же чисто физический навык. Много раз повторить — и всё будет. Как мне говорил один из моих преподавателей — поговорим через пять километров.

— Пять километров, говорите… — в глазах у Гаэтано что-то зажглось.

— Или десять. У всех по-разному, — подмигнула Элоиза.

— Спасибо вам, я кое-что понял, — улыбнулся Гаэтано, когда музыка закончилась.

Провернул её под рукой и поклонился. Уже кое-что, хотя с неумелой дамой ему будет сложнее, конечно. Но пусть сначала со своими ногами разберётся.

После Гаэтано в паре с Элоизой оказался Марко — он трепетал, и пальцы его дрожали. Пришлось успокоить его и вести. Следующим был Лукиано из отдела по связям с общественностью, потом Ланцо, а потом музыка снова закончилась, и маэстро Фаустино объявил финальный вальс.

— Извините, Элоиза, мой запас благотворительности на сегодня иссяк, сейчас я желаю танцевать с вами и только с вами, — Себастьен взял её за руку и вывел в круг.

Вальс начинался неспешно, и как же хорошо было оказаться с партнёром, который слышал это, с которым получалось двигаться хоть быстро, хоть медленно, как надо, так, как диктует музыка, которого не нужно вести, потому что он сам отлично ведет, в любую сторону и в любом направлении. Отключить голову. Здесь и сейчас только он, ты и музыка. И этого достаточно.

— Спасибо вам, монсеньор, и вам, сударыня, тоже! Я ведь могу надеяться на ваше участие дальше? — строго спросил маэстро Фаустино.

— Это возможно, — кивнул Себастьен.

— Отлично, — кивнул маэстро. — Всем спасибо! Жду всех в среду, здесь же в это же время!

— Идёмте, монсеньор.

— К вам?

— Да, ко мне. Вечер, который начался с вальса, должен завершиться не хуже.

В понедельник за завтраком и за обедом только и разговоров было, что про вальсы накануне. Те счастливчики, которые оказались во дворце и попали на занятие, рассказывали байки и чувствовали себя героями. Те, кто не попал — судорожно прикидывали, смогут ли изменить планы так, чтобы попасть в среду. И вот ещё в пятницу. Три раза в неделю. Да, учат танцевать вальс — всех желающих. Маэстро Фаустино — отличный преподаватель, научит всех, даже брёвна. Кто придумал? Говорят, Гаэтано Манфреди. Да, сам где-то нашёл маэстро и договорился, чтобы его временно взяли в штат до праздника. Как-то подкатил к отцу Варфоломею и уговорил его — а тот как раз занимается вопросами подготовки. Нет, отец Варфоломей не танцует. Зато танцуют монсеньор и донна Элоиза, и как танцуют! Вот, а мы видели! Хотите увидеть — приходите тоже…

У Кьяры так и повелось навещать Франческу поздними вечерами. Она приходила, расспрашивала о прогрессе и о том, что говорит Бруно, рассказывала пролетавшие мимо неё новости. Франческа немного освоилась — выходила в коридор за чаем и кофе, отвечала на приветствия и вопросы о том, как дела. Иногда даже сама поддерживала разговор.

А в её палате стали появляться фиолетовые цветы. То есть их приносил кто-нибудь из дворцовых служб, а во дворец они попадали при помощи службы доставки, которая хранила анонимность заказчика. На карточках было написано только её имя, и больше ни слова.

Кьяра первым делом подумала, что это Гаэтано, и стала окольными путями вызнавать у него — так ли это. И вызнала, что не так. Более того, как-то оба они оказались в гараже в момент доставки цветов — он осмотрел и курьера, и небольшую корзинку, и после долго изумлялся изобретательности неизвестного ему человека.