- Лада, где Ваня, что он себе позволяет, - тихо, почти сквозь зубы шипит Василевский, не меняя дежурно-улыбчивого выражения лица.

- Он только что прислал смс, он сейчас в аэропорту, у него супругу в реанимацию переводят, - так же не меняя выражения лица, тихонечко шепчу я.

Для таких вестей никогда не бывает удачного времени, но все же лучше сказать об этом сейчас, чем пару часов назад. Сейчас Василевский гарантированно не устроит скандал. А потом уже это будет не важно. Премия, победа, фуршет, интервью для СМИ...

Слышу, как Василевский неодобрительно хмыкает. Ну что ж, по крайней мере он уже в курсе и я почти физически ощущаю, как внутри меня резко падает градус напряжения. И краем глаза замечаю то, что никак не укладывается в мое представление о том, как себя должен вести Леша «Хронос», когда с минуты на минуту нас должны вызвать на сцену.

Что за чертовщина, он кому-то набирает сообщение в телефоне? Это значит только одно -случилось что-то серьезное, так как этот телефон у него с собой только для экстренной связи. Внезапно лицо Василевского бледнеет и он отрывисто шепчет мне:

- Жди меня, я сейчас, мне надо срочно выйти.

Пока я лихорадочно соображаю, куда и главное - надолго ли - так некстати, почти бегом, направился Василевский, слышу как ведущие радостно объявляют призера, получившего третье место. Это значит, нам осталось ждать максимум десять минут. Что здесь, черт побери, вообще происходит?

Наверное со стороны это выглядит немного комичным - точная копия киношного Бонда, слегка пригнувшись, бежит к выходу. Фоторепортеры провожают его вспышками камер и все это - вместо того, чтоб снимать пару ученых, уже поднимающихся на сцену за бронзовой статуэткой «Планеты Науки».

Я решаю подождать пять минут, малодушно надеясь на то, что Василевский вот -вот снова займет свое место. К счастью, бронзовые призеры разводят на сцене такую долгую речь, что у нас точно есть еще минут десять -пятнадцать в запасе. Мысленно молюсь о том, чтоб обладатели второго места так же муторно и обстоятельно рассказывали о своих успехах и благодарили всех сопричастных к победе. И да - пусть, пожалуйста, это будем не мы.

Каждая секунда тянется, как резиновая и я понимаю, что в таком диком напряжении не протяну и пяти минут. Ну уж нет, Леша, ты не испортишь мне запланированное увольнение. Сегодня я беру все в свои руки и сейчас все пойдет именно так, как и должно

- по плану. Я вскакиваю со своего кресла и так же бегу к выходу под вспышки фотообъективов.

Уже не по плану, Лада, ведь через несколько минут тебе нужно идти совершенно в другом направлении. Но для этого надо вернуть Василевского.

К моему ужасу, у входа в летний театр его нет. Я оглядываюсь по сторонам и ощущаю мерзкий холодок, крадущийся по спине - я ведь даже приблизительного понятия не имею, куда он мог направиться. Судорожно пытаюсь набрать его номер телефона.

- Абонент недоступен или находится вне зоны действия сети.

Мерзкое чувство, как будто проваливаешься в дурной сон и одновременно понимаешь, что все это происходит в реальности, на самом деле. В другой ситуации я бы еще долго пялилась на бесполезный телефон, но сейчас мозг работает с бешеной скоростью.

Бегу что есть сил ко входу в отель - если Василевский куда -то пошел, то высока вероятность того, что он может быть у себя в номере. Зачем ему туда приспичило за пятнадцать минут до вручения премии - разберемся потом, сейчас главное его найти. В висках пульсирует какая-то дьявольская смесь тарантеллы и джиги.

Всего три сотни метров разделяют отель и летний зрительный зал, но мне они кажутся сейчас огромной дистанцией.

Лифт. Третий этаж. Холл с мягким ворсистым ковром ведет прямо в президентский люкс -единственный номер на этаже в этом крыле. Василевский мог запросто снять номер попроще, не менее комфортный, но нарочитая пафосность не позволяет жить спокойно в полулюксе или даже в обычном люксе. Выпендриваться надо обязательно.

Дверь заперта, но у меня есть дубликат ключа. Нет времени даже сообразить, что раз дверь заперта - Василевского может в номере и не быть. Каким -то внутренним чутьем я понимаю, что мне нужно оказаться внутри.

Пальцы дрожат, я не могу попасть в замочную скважину с первого раза, ключ застревает, но все же проворачивается в замке. Я вбегаю в номер и понимаю, как оно бывает, когда земля уходит из-под ног. Сейчас я испытываю именно это абсурдное ощущение.

Прямо передо мной, на огромной кровати лежит Василевский. Рядом с ним валяется пустой стакан, вокруг темнеет пятно от пролитой жидкости и рассыпано несколько белых таблеток на темно-синем покрывале.

Бросаюсь к нему. Холодный, пульса нет. Тихо опускаюсь на краешек огромной кровати, лихорадочно пытаясь сообразить, куда обычно звонят в таких случаях. Полиция, скорая, администрация отеля... Куда вообще звонят, обнаруживая мертвыми бывших мужей?

На нем практически нет никаких видимых повреждений - ни ран, ни крови, ни разорванной одежды, которая часто бывает, если жертва с кем -то борется. Со стороны кажется, что он просто спит, только лицо и руки - неестественно бледные, с легкой синевой. С ужасом припоминаю все, что мы проходили по судебной психологии и элективному курсу судебной медицины. Смахивает на удушение.

Вокруг не вижу следов борьбы, но, как практикующий психолог, я отлично понимаю, что Василевский по своему типажу совершенно не похож на самоубийцу. Даже если предположить, что он каким-то чудом узнал о том, что первое место не достанется нам, ну и что с того?

Обозлится, устроит скандал, уволит половину сотрудников - все как обычно, но вот чтоб глотать таблетки.? Нет, однозначно.

Конечно, самоубийства - не совсем мой профиль, я как-то сейчас больше по переговорам с по анализу поведенческого профиля, но все же в состоянии оценить, кого именно способен убить конкретный человек в ситуации сильного стресса - себя или окружающих.

И еще это странное сообщение ему на телефон, после которого он и выскочил из зрительного зала. Как оно вообще связано с этим ... самоубийством? Кто ему писал? Надо найти телефон.

На кровати и на прикроватной тумбочке телефона не вижу, остается только его портфель и ящики письменного стола. Выдвигаю один за другим ящики - в каждом из них какие-то бумаги, флешки, диски. Телефона нигде нет. По моим подсчетам, у Василевского в номере должно было находиться два телефона - общий и личный для экстренной связи, исключительно для своих.

Холодею от ужаса, слыша, что по коридору кто -то направляется к номеру быстрым и уверенным шагом. Я же не заперла дверь. Бросаюсь к ней, чтоб закрыть, но слишком поздно.

Дверь резко распахивается и передо мной оказывается тот, кого я меньше всего надеялась увидеть не то, чтоб в этой ситуации, а вообще когда-либо в этой жизни. Макс, тот самый Максим Климов, чью гибель я горестно оплакивала пятнадцать лет назад.