— Благодарю! Но я не голодна.

Цветник перешёптывается будто клубок змей. И мне совсем не нравится взгляд, которым император меня изучает.

— Знаешь, я думаю, твой магический потенциал нужно проверить прямо сейчас, — император хлопает по своему колену и ухмыляется.

Меня словно ледяной водой окатывает. Серьёзно что ли?! На на него сесть? А чего не повыше сразу?

Другие цветы поворачиваются и с равнодушием смотрят на меня. Глаза пустые.

— Все вон, — резко произносит он, не отрывая взгляда от меня. Будто охотничий пёс, взявший след. — Этеринга, ты останешься.

Глава 8. Ректор академии

Едва за девчонкой закрылась дверь, в груди заныло гадкое чувство, будто теряю что-то очень важное.

Но утратой чего?

Бросаю ещё один взгляд на дверь, возвращаюсь в кресло, отпиваю кофе и морщусь. Остыл. Можно, конечно, подогреть, но я не стану. Второй раз вкусным он не станет. Отставляю кружку и беру бумагу, как вдруг дверь без стука открывается.

Внутрь входят двое имперских стражей, один остаётся в приёмной, второй идёт в кабинет и, убедившись, что я не прячу по углам врагов, подаёт сигнал. Лениво поднимаюсь и успеваю обойти стол, прежде чем в кабинете появляется император.

— Алистар, — он разводит руками в жесте, похожем на приглашение обняться, но не являющемся таковым. — Давно не виделись.

— Две декады, — даже не пытаюсь подавить в голосе иронию. — Я ждал вас к вечеру.

— Я освободился раньше, и мне уже не терпится взглянуть на свежие цветы. Сколько в этом году?

— Трое.

— Не слишком много. Неужели в нашей империи закачиваются приятные глазу девицы?

Мне вспоминается последняя. Та, чей запах всё ещё витает в воздухе. Что-то с цитрусом. Апельсин и корица.

Её реакция не была мне в новинку, каждый год одно и то же. Одни плачут, кто-то умоляет, но в конце концов все мирятся с неизбежным. Те, что поумнее успевают получить большую выгоду. Не выделяются, ведут себя естественно и живут дольше. Жаль, что Инга не из таких.

Характер в этой девочке чувствуется издалека. Это её особенность и проблема одновременно. Я понимаю, что Фредерика она однозначно заинтересует, но почему-то сейчас меня этот факт злит.

Вопрос в том, почему?

Не первый сорванный цветок, явно не последний, но что-то в ней… в голосе, манерах… нет, к демонам такие мысли.

— Ты уже всех срезал?

— Последнюю вчера вечером.

— Прекрасно. Как раз взгляну на них, — император потирает руки друг о друга. Крупные перстни на его пальцах звякают.

Инга же только что вышла. Выходит, они не пересеклись в коридоре? Успела удрать? Будет лучше, если она спрячется где-то и не попадётся на глаза. Фредерик разозлится, конечно, но мне нужно отдельно поговорить с этой девочкой, пока она не влипла.

Проклятье, стоило сделать это, пока она была тут… в голову не пришло.

— Вы помягче с ними. У последней и суток не прошло как дом покинула.

— Так и хорошо. Быстрее привыкнет. Которая самая свежая. Как звать?

— Этеринга.

— Фигура есть? Грудь?

Пожимаю плечами.

— Молодец, — ухмыляется Фредерик. — Правильно. Это мои девочки и делиться ими я не стану. Уже были прецеденты.

Слышал. Жестокая была казнь.

— Я могу сделать для вас что-то ещё? — наклоняю голову к плечу.

— Не, работай, — отмахивается. — А я пойду отдохну. Пусть девушек и мало, но надеюсь, они того стоят. В этом году я забираю старшекурсниц, как-нибудь протяну. Эх, знал бы ты, как это непросто, делить любовь стольких красавиц. Они же ссорятся за меня, ревнуют.

Он выдерживает паузу, позволяя мне озвучить какой-либо комплимент вроде «это неудивительно» или «есть за что», но ожидаемо слушает тишину. Мне не за что хвалить его, но он отвык от этого и продолжает ожидать от меня того, к чему приучил всё своё окружение.

Терпеливо жду, когда он закончит и покинет кабинет, забрав с собой охрану. Жирный ублюдок. Ни мозгов, ни фантазии, на троне оказался случайно, больше мешает, чем правит. Всё жду, не появится ли какой-нибудь идиот, желающий свергнуть его. Ну или хотя бы убить. Сейчас пойдёт в оранжерею, переодеваться и наслаждаться почти раздетыми девушками. Ей.

Злюсь на себя и иду к окну, чтобы проветрить комнату. Запах апельсина всё равно уже не чувствуется.

Возвращаюсь за стол, пытаюсь вчитаться в документы, но на сердце неспокойно, так что на ерундовые отчёты уходит втрое больше времени.

— Ректор Тенгер, — в кабинет стучится Гюбо.

— Что ещё? — огрызаюсь я, одновременно злясь, что меня отвлекают от дурацких документов, и радуясь возможности подумать над чем-то ещё.

— Я хотела поговорить о новом цветке. Соседка жалуется на неё. Просит отселить её куда-то.

— Учебный год уже начался. Общежитие заполнено до предела, — хмурюсь я. — Она объяснила, что случилось? Что Инга сделала?

— Нет, но я не удивлена. От этой девчонки одни проблемы! Скорей бы император забрал её.

— Где же ваше сострадание, — качаю головой. — Вы же прекрасно знаете, что ждёт цветы, когда их забирают. К счастью, у Инги ещё есть время на спокойную жизнь. Поговорите с её соседкой. Я хочу, чтобы их жизнь до отбытия в столицу, была тихой и спокойной.

— Но…

— Без «но». Либо соседка Инги сбавит накал, либо я поселю её третьей в чью-то комнату, потеснив других девушек. Предложите этот вариант, она успокоится.

Гюбо хмурится и выходит, а мне снова приходится вернуться к грёбаным отчётам. На сердце тревожно.

Вот вляпается же, как чувствую. Если б у неё хоть полдня в запасе было, познакомилась бы с другими девочками, то знала бы как себя вести, но ей везёт.

Ставлю подпись на шести, а на седьмой со стеклянной палочки, что служит мне пером, капают чернила. Нет. В пекло бумажки. Мир против ерунды.

Закрываю чернильницу, убираю испорченный лист и встаю. Нужно убедиться, что эта бестолочь не подпишет себе смертный приговор. Может, в будущем она и станет игрушкой Фредерика, но сейчас я её ректор, а она моя адептка, за которую я отвечаю. Раз уж семья продала её.

Уже на подходе к оранжерее понимаю, что что-то не так.

Охрана императора, рассредоточенная по территории, взбудоражена сильнее обычного. В ухе у каждого по лиловой серьге, артефакту ментальной связи и, судя по свету, происходит что-то необычное. Слышу возмущённый гул, кто-то плачет. Подхожу ближе и понимаю, что девушек выгнали и теперь они вынуждены топтаться в узком коридоре среди воинов, у которых, к сожалению для них сейчас, есть глаза.

— Что происходит? — иду сквозь толпу, не ожидая ответа ни от кого конкретного.

— Нас выгнали, — наперебой жалуются девочки.

— Закрылся там с этой…

— Новенькой!