Через пару секунд вслед за важными посетительницами вошел молодой человек в голубом костюме. Он был красивый, гибкий и прилизанный, однако двигался непринужденно. С сигаретой в зубах он обвел всех высокомерно-презрительным и в то же время игривым взглядом. Заметив сначала двух чернокожих, а затем Джима с Мелани, мужчина широко осклабился, словно приветствуя новых гостей. Потом махнул диджею, сел за столик к двум женщинам, и они заказали бутылку белого вина.

Мелани старалась не пялиться, но что-то в этой троице ослепительно искрило. Их аура находила отклик у всех посетителей – они излучали единство с музыкой и атмосферой этого заведения. Они казались значительными – и причина тому была глубже, чем просто внешность. Они были здесь своими, и в их поведении чувствовался чуть ли не Божий промысел.

Прошло полчаса; Мелани и Джим расстраивались, что эффектная троица не танцует, хотя встали уже почти все. По настоянию Мелани они с Джимом тоже поднялись и с трудом одолели пару танцевальных движений, встреченные добродушными, хоть и слегка сочувственными взглядами. Потом диджей поставил песню побыстрее, а мужчина в голубом костюме встал и кивнул худой женщине модельной внешности, которая потягивала вино. Сделав глубокую затяжку и потушив сигарету в пепельнице, мужчина взял партнершу за руку, и они зашагали к танцполу. Женщина поначалу выглядела почти безразличной, но мужчина, похоже, завел ее своим взглядом, и они стали танцевать под музыку.

Сердце Мелани забилось чаще. Она посмотрела на Джима, которого этот дуэт буквально приковал к месту. Они инстинктивно направились за столик, чтобы насладиться исполнением. Это было удивительно: танцующая пара как будто воплощала звук в человеческих движениях, ритме, своеобразии, стиле, грации и зажигательной страсти. Джим и Мелани не могли оторвать глаз. Мужчина нежно взъерошил женщине волосы, погладил по лицу и потом, когда темп бешено рванул вперед, схватил ее за талию и наклонил, а она запрокинула голову.

Мелани открыла в изумлении рот, по спине побежали мурашки, а ладони вспотели. Рука Джима под нависающей скатертью оказалась у нее на колене и тарантулом поползла вверх по бедру. Несмотря на это, Мелани не могла отвести взгляд от пары на танцполе. Каждый такт музыки отмерялся взмахом ладони, изгибом руки, вращением бедра, и каждое крещендо усиливалось поворотом… потом двумя… тремя… четырьмя… а затем пауза, и Мелани почувствовала, как пальцы Джима залезли к ней под юбку, в трусики, и нащупали клитор на ее влажной киске. Почти одновременно ее рука расстегнула верхнюю пуговицу на поясе брюк, оказалась в его ширинке и крепко обхватила член – твердый, как кирпич. Оба пристально смотрели на танцующую пару, и Мелани слышала дыхание Джима, медленное и прерывистое. Оно становилось все поверхностнее, эхом отражая ее собственное дыхание, и они кайфовали от танца – элегантности, драйва и сексапильности заводного дуэта.

Вся толпа, пара за парой, постепенно очистила танцпол, а выступление звезд тем временем набирало обороты. На первый взгляд оно казалось бесшабашным, но при этом каждый шаг был исполнен технического совершенства. Люди выстроились в кружок, просто смотрели и аплодировали. Они загородили обзор, и Мелани с Джимом тоже встали бы из-за стола, если бы обоих не накрыл умопомрачительный оргазм. Когда песня кончилась, все в зале закричали, засвистели и захлопали. Мелани и Джим сидели в ступоре, понимая: сейчас произошло что-то знаменательное. Он шепнул ей на ухо:

– А в городе дают уроки сальсы?

– Да, – сказала Мелани. – Наверняка мы что-нибудь найдем.

Надо же было полицейскому управлению прислать именно Гарри – нелюдимого и печального Гарри Паллистера, с которым она впервые столкнулась в седьмом классе неполной средней школы Голита-Вэлли. Мелани мысленно перенеслась в то время. Она нюхом чуяла, что некоторые парни западали на нее: в воздухе витал запах их феромонов. И с некоторыми эта страсть была взаимной. Но Гарри оставался в тени и молча страдал, изредка бросая на нее тоскующие взгляды. Потом, когда Мелани перешла в девятый класс средней школы Санта-Барбары и, краснея от восторга, ступила на кампус этого здания в испанском колониальном стиле, первым знакомым лицом, которое она увидела, было лицо Гарри.

И радости как не бывало.

Теперь он стоит на крыльце, и Мелани, хотя и щурится от солнца, сияющего у него за спиной, все равно видит его худое, простодушное, смиренно-страдальческое лицо, как будто Гарри слишком трудно жить в этом мире, но он мужественно и безропотно продолжает сражаться. Сейчас, как и тогда, он казался вестником крупных неприятностей.

– Немножко новостей – о тех людях, по поводу которых ты звонила.

Она уже успела пожалеть о звонке и своей жалобе на парней, что ей угрожали. Зачем она позвонила? Джим в каком-то смысле им отомстил, взорвав их машину. Мелани знала, что подлинная причина – надругательство над ее подругой Полой Мастерс, которую изнасиловали двое других мужчин. Преступниками были не праздные гастролеры, а студенты, но это не важно. Таковы уж мужчины, опасные для женщин.

– Привет, Гарри, заходи, – через силу говорит она нараспев, ступая в дом. Он следует за ней, безучастно глядя на картины на стенах, входит в гостиную и после приглашения садится на диван.

Гарри роется в кожаном портфеле, достает две фотки и кладет на стол перед Мелани.

– Это они? Те двое, что к тебе приставали?

Эту парочку ни с кем не спутаешь. На полицейских фотографиях они еще больше похожи на тех, кем являются: возможно, их вчера арестовали. Темноволосый – молчаливый и грозный; белобрысый – с такой же ухмылкой на лице. Мелани сглатывает, жалея, что не послушалась Джимова совета. Зачем, ну зачем только она позвонила? Но он же всего-навсего взорвал их тачку…

Она кивает:

– Они натворили что-то еще?

Гарри делает вид, будто не услышал, снова лезет в портфель и достает распечатку. Мелани не видно, что это такое, и ей тем более никак не вникнуть в содержание. Он читает – держит паузу. Для себя она объясняет его поведение этакой демонстрацией доминирования.

Мелани никогда не боялась принимать себя такой, как есть. Она не видела необходимости извиняться за свою красоту или обеспеченность. Она просто сознавала, что либеральные ценности ее семьи воспитали в ней великодушие и заботу о тех, кто идет по жизни не с таким показным комфортом, и понимала, что относительный достаток еще и предоставлял ей свободу следовать своему призванию. Чувствуя, что приятная внешность притягивает как положительное, так и отрицательное внимание, она научилась со спокойной уверенностью общаться с качками, ботанами и всеми промежуточными вариантами. В чужие расклады втягиваться нельзя. Никогда.

Но молчаливые страдания Гарри всегда ее раздражали. Как будто он просто околачивался поблизости и ждал, когда Мелани легализует его жизнь улыбкой, приветствием или даже признанием в любви. Теперь он снова молчит.

Мелани пытается его растормошить:

– Гарри?

– Ты сказала, они угрожали. – Он откашливается и вынимает из кармана брюк блокнотик.