Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Друзья не отказались.
– Не будем светиться на кухне, давайте в комнату, сейчас принесу.
В комнате царила неразбериха, стул стоял на столе, на полу в окружении скомканной одежды красовалась разбитая банка молока.
– Домового подкармливаю, – пояснила Лайма, заметив интерес.
Четырехкрылый понимающе кивнул.
Лайма пригласила к столу, на котором дымились две тарелки борща.
– И все же как хорошо без посторонних! Да не про вас. О соседях я. Выселить бы. Может домовой поможет, но он что-то не торопится. Ну, что-нибудь сама придумаю.
– Я думаю, все получится, – поддержал ее Четырехкрылый под немой укоряющий взгляд Рафаэля.
– Как Флора поживает? Что передавала? Спрашивала?
– Такое дело, – сообщил Рафаэль. Она послала нас к Аманде, а ее нет. Вот и придется до завтра ждать. Ты ее знаешь?
– Аманду? Нет. Эх, а не могла у меня спросить? Чем я хуже. Ну да ладно. Так негде остановиться вам в Хувале?
– В общем-то да.
– А у меня не получится. Вечером мама придет, а я наоборот, ухожу в ночную смену.
– Эх, как же быть? – пригорюнился Четырехкрылый. Рафаэль напротив был невозмутим.
– Есть у меня мысль. Медицинской сестрой работаю в больнице. Моя смена. Найду вам палату или бокс.
– Говорю же тебе! оптимистом будь! – хлопнул по плечу товарища Рафаэль.
– А мы не заразимся? – усомнился Четырехкрылый.
– Нервное отделение. Мне кажется это не заразно.
– Ну как сказать, как сказать, – улыбнулся Рафаэль.
Значит, так. Подкрепились, готовы? Посидите тихо. Скоро выходим.
А что, Лайма понравилась Четырехкрылому. Может стоит попробовать? Да нет. Если она не свяжет свою жизнь с орденом, не смогут встречаться – в этом вся проблема. А так, на раз, Рафаэль не одобрит. Вот уж поборник строгой морали. Конечно, можно плюнуть на обеты ангельского братства. Или сбежать в Хувал. Но если на первое Четырехкрылый еще был готов, но вот на предательство друзей, того, чему он служил, он был не способен.
И вот, они отправились. К сожалению, избежать встречи, пусть и мельком с соседями Лаймы не удалось. И снова ругань, неодобрительные взгляды, угрызения совести за причиненные неудобства союзнику и просто хорошему человеку. Но другого выхода у друзей не было, и все это понимали. Понимала это и Лайма, понимал и Вальдемарт, хотя друзья причинили небольшие неприятности обоим. Но у всех была великая цель. И у Ордена. И у его хувальских друзей и сочувствующих.
Под видом посетителей, Лайма провела их в больницу, в отделение. Открыла ключом решетку на этаже. Спрятала в бельевой и сменила сестру. Теперь можно было поговорить. Она заглянула к гостям и перевела в бокс, где в ночные смены имела обыкновение отдыхать сама. Здесь был и туалет за дверкой, на столе Лайма положила нехитрую снедь.
– Уляжутся, можно будет немного поболтать. А пока пойду, посижу на посту.
После полуночи Лайма вернулась.
– А почему Флора сама не навестила нас? – поинтересовалась она.
– Хотела, но неотложные дела, все не отпускают ее. – Сказал Рафаэль.
– Я думаю, вы с ней вскоре встретитесь. – Попытался приободрить Лайму Четырехкрылый.
– Нельзя так забывать друзей. – Задумчиво произнесла сестра. И она действительно, была дежурной сестрой, здесь, в больнице, где нашли временный приют наши странники. Ей идет белое, – думал Четырехкрылый. Когда Лайма ушла, друзья еще долго обсуждали вылазку. Можно ли ее считать успешной или нет. Оба склонялись к тому, что здесь что-то не так. Поздней ночью они, наконец, уснули, и разбудила их Лайма уже за полдень.
– До вечера будете спать тут, пока моя смена не закончится? – пошутила она.
– Да, падает наша дисциплина! – самокритично отозвался Рафаэль. – Пора нам. К Аманде и домой.
– Если ее снова не будет, даже не знаю, чем вам помочь. Ну, заходите, придумаем что-нибудь.
– Если ее также не будет, поедем домой уже. Долго мы тоже не можем здесь находиться.
Лайма проводила гостей до улицы, и те продолжили путь. Пешком, на трамвае, в подземке.
– Ну что, – тихо шепнул Рафаэль, – сегодня ты герой, заходи.
Четырехкрылый позвонил в колокольчик.
– Заходи! – послышалось из глубины павильона.
Четырехкрылый вошел и закрыл за собой дверь, задев серебристые трубочки поющего ветра, те заколыхались. За круглым столом, в центре которого был установлен хрустальный шар, сидела Аманда – смугловатая женщина плотной комплекции.
– Настоящая цыганка – подумал Четырехкрылый.
“Цыганка” пристально изучала вошедшего.
– Любовные переживания привели тебя сюда? – спросила гадалка. – Это будет стоить… но сумму она не назвала, лишь написала на листке, свернула и протянула гостю.
– Я заплачу, – развернув импровизированный конвертик сказал гость. Только я не для себя.
– Предмет просителя есть? – лицо Аманды посуровело. – Эх, сами не приходят, а потом очищай энергии одного человека от другого! – неодобрительно пробурчала она.
– Нет. – Ответил Четырехкрылый.
– Того лучше. Как зовут просителя?
– Флорентина.
– Фло? Действительно, вещи не нужны. А сама что не пришла?
– Занята. Она просила прогноз по участию в ритуале. Ничего больше не сказала, мол, Аманда сама все узнает.
– Ладно. Попробуй ни о чем не думать, чтобы не сбить с толку, а я посмотрю в шар, разложу арканы.
Аманда разожгла свечи вокруг хрустальной сферы, долго вглядывалась в полумраке. Затем перетасовала и разложила колоду.
В конце концов выдала: не до конца понимаю, что у Флоры на уме, вот только передай ей: не надо участвовать в этом ритуале, что задумала. Не к добру это все ! Не к добру!
Четырехкрылый протянул деньги. Аманда было хотела отказаться, старая подруга все-таки, но вовремя вспомнила, что принять деньги надо. Прогноз не очень хороший и признаком зеленой неумелости стало бы брать его на себя. А передача денег разрушает связь.
– Благодарю вас. – Сказал Четырехкрылый.
– Уже отблагодарили! – А теперь, как можно быстрее, передайте Флорентине весть. Это важно. Удачи.
Зазвенели колокольчики, Рафаэль уже ждал на улице.
– Ну как?
– Ничего хорошего.
Вагоны въехали в тоннель, и теперь их в полной мере можно было бы назвать подземкой: фонари проносились в черных, как аспид, окнах. Несмотря на название, как вы уже успели догадаться, часть подземки располагалась что ни на есть по земле.
Четырехкрылый от скуки разглядывал лица случайных попутчиков, всех тех, кто сидел вдоль длинной лавки под окнами, напротив.