— Как же ты мне надоел! — сказала Роза и резко ушла из его объятий. — Чего ты хочешь от меня? Я устала!

— У меня Виктор пропал. Уже более недели его ни дома, ни на работе, я написал заявление в милицию. Идет расследование.

Роза повернулась, и в ее глазах Кошерин прочитал интерес, словно он был для нее совершенно незнакомым человеком, и вот сейчас она с ним знакомится и от того, какое он впечатление произведет, и будут зависеть их дальнейшие отношения.

— Что значит, не пришел домой? Он что — сбежал от тебя?

— Зачем ты так, как он может сбежать от родного отца?

— Очень просто, я бы сбежала от человека, кому даже не знаю, что тебе сказать…

От этой фразы, которую Кошерин не любил, ему стало сразу тепло и уютно, и он потянулся снова к Розе, но та предупредительно отступила на несколько шагов.

— Ты любого человека можешь довести до…

Тут Роза быстро обернулась к плите и открыла духовку, из которой выплыло ароматное облако пара.

— А кисло-сладкое для кого готовишь? — не удержался Кошерин, хотя сдерживал себя их последних сил.

— Не знаю. Просто захотелось. И все. Сама себе хочу устроить праздник. Сегодня ровно 20 лет, как я попала в твою зависимость, так что ты пришел правильно.

Господи, как же он мог забыть? 20 лет, это дата, больше чем серебряная свадьба! Целая жизнь.

— Значит, ты никого не ждешь? А я подумал…

— Ты подумал, ты всегда думаешь только не о том. Так куда же делся твой сын? Это новость!

Кошерин примостился на угловом деревянном диванчике рядом с маленьким телевизором «Самсунг», который практически никогда не работал, и все подробно рассказал Розе. Рассказывая, он попутно думал, что теперь его с Розой объединит это событие, что она должна пожалеть его. Роза по природе своей всех жалела, и удивительно было, что она до сих пор не завела ни кошки, ни собаки, с кем бы и поговорить было, и кто бы скрасил ее одиночество.

Может, потому и не заводила, что потом тяжело бы переживала их болезни и смерть, а она достаточно напереживалась с больной матерью, которая умерла пять лет назад.

Роза преподавала в музыкальной школе фортепьяно, считалась отличной пианисткой. С ней, собственно, Кошерин и познакомился на концерте в Октябрьском дворце, где она выступала на юбилее его треста. Она тогда была студенткой консерватории, и ее пригласили, как лучшую студентку.

Кошерин тогда просто заслушался ее Шопеном, который был его любимым композитором.

Конечно, он полный идиот, что не развелся с Кристиной, сейчас, может быть, у них были бы свои с Розой дети, она так мечтала о ребенке.

Я просто сволочь, сказал себе Кошерин, сидя на кухне и слушая свой рассказ, который должен был вызвать у Розы сочувствие. Я погубил ее жизнь. Я всегда искал у нее сочувствия и сожаления, искал у нее защиты, а сам ничего не давал.

— Где же он может быть?

— Я и сам понять не могу, ты уж меня прости.

— За что я тебя должна прощать? — остановилась возле Кошерина Роза.

— За все, — коротко бросил Кошерин. — Я твою жизнь погубил, ты ведь могла от меня иметь ребенка.

— Погубил, — эхом повторила Роза. — Причем здесь сейчас это. Тебе стыдно стало, потому что у тебя никого не осталось. Или скоро не останется.

— Да, я это знаю. Давай поедим. Твое кисло-сладкое издает немыслимые ароматы.

— Послушай, а Галя? Она, кажется, работает в Павловке, ведь с Виктором, если мне не изменяет память, они собирались пожениться.

— Собирались. Давай есть.

— Обожди. Ты у ней был?

— Зачем?

— Может быть, она знает.

— Я же не следователь, пусть Смирнов этим занимается. У меня своей работы выше крыши.

— Ну, конечно, тебя своя крыша всегда больше всего интересовала.

Роза выгнулась и выпрямлено пошла к плите.

Кошерин улыбнулся, он любил эту ее привычку, все время следить за осанкой. Она и за фортепьяно сидела с выпрямленной спиной, а руки красиво летали над клавиатурой. Роза была аккуратисткой во всем. Заметит на плите пятнышко, пока не вытрет, не успокоится. Она и учеников своих муштровала так, что не всякий выдерживал.

Как-то Кошерни присутствовал на занятии в ее классе. Половину урока она потратила на правильную посадку головы, спины, постановку рук студентки. У толстой и неопрятной ученицы никак не получалось выполнить требования, но Роза раз за разом заставляла ее повторять все с самого начала. Кошерин представил себя на месте непонятливой ученицы — смог бы он учиться у Розы? И честно признался — нет. Обязательно бы взбунтовался.

Неряшливая девочка, оказавшаяся дочерью богатенького бизнесмена, тоже не выдержала.

— Роза Алексеевна! — сказала она, вставая, — я ведь у вас учусь играть на фортепьяно. Зачем мне все эти прямые спины?

— Это и есть обучение игры на фортепьяно. Ты видела когда-нибудь, чтобы в красивую пролетку запрягали кривоногую, с провисшим животом, клячу?

— Так я, по — вашему, кляча? — истерически крикнула ученица и выскочила из класса, хлопнув дверью.

— Зачем ты ее так? — заступился Кошерин, — она ведь и так несчастная и вряд ли тебе удастся поправить ее посадку.

— Зато я отобью у нее охоту заниматься фортепьяно. Бездари здесь делать нечего, а прихоти ее долдона — папеньки я выполнять не буду. У них, видите ли, модно сейчас образовывать своих детишек музыке, даже не знаю, что тебе сказать.

— Ты будешь иметь неприятности, не сомневаюсь.

— Конечно, буду, — легко согласилась Роза. — Я уже привыкла. Но меня никто не заставит портить профессию.

Через несколько дней Кошерин поинтересовался, чем закончился инцидент?

— Тем, чем и должен был. Тамарочку перевели в другой класс, а мне урезали зарплату. Будто там есть, что урезать.

— Ты так вообще останешься без зарплаты, — пошутил Кошерин.

— Зато буду спокойна за своих учеников.

Отец Кошерина был малограмотным, но талантливым человеком. Он руководил небольшим заводом на Подоле, который производил тару. Эта тара приносила хорошие деньги, и отец мог себе позволить их тратить на свои прихоти. Он купил у своего приятеля хороший кабинетный рояль австрийского производства и нанял учителя. Им оказался студент консерватории, с которым Кошерин больше болтал о спорте. И все же в музыке делал успехи. И если бы не неожиданная смерть отца, наверняка стал бы профессиональным пианистом. Все к этому шло. Он даже поступил в музыкальное училище и без трудов играл сложнейшие фортепьянные произведения.

Вот почему и с Розой у него было легким знакомство.

Роза вынула из духовки большую потную жаровню и поставила ее на металлическую подставку. Через несколько минут стол был сервирован, а Кошерин пошел мыть в ванную руки.