* * *

Мистер Дуглас приобрел какой-то старинный французский текст, поэтому на занятии по переводу нас разделили на две группы и отправили в книжную лавку Дугласов. Ах, как бы мне хотелось перемолвиться с Джеймсом словечком-другим насчет книги! Но он работает где-то в глубине помещения, вместе с отцом, другими девочками и миссис Бэкон, нашей надзирательницей.

Я в считанные минуты управляюсь с выделенными мне отрывками и стою возле книжных полок перед окном, рассматривая прибывшие из Лондона последние новинки, как вдруг слышу откуда-то из-за соседних полок приглушенный разговор. Откинувшись назад, я, все еще скрытая в тени высокого стеллажа, вижу Элис. Она очень настойчиво что-то шепчет Виктории. Губы у моей сестры твердо сжаты, что означает: она уже все решила окончательно. Закончив шептаться, заговорщицы оглядываются по сторонам и потихоньку выскальзывают из лавки — с таким видом, будто ничего особенного не происходит, будто так и надо.

Мне требуется несколько секунд на то, чтобы осознать, что именно они совершили. Когда же до меня наконец доходит, я испытываю одновременно и острое облегчение, и странную обиду, что они не посвятили меня в свой план, в чем бы он ни заключался.

Зато и решение — которое может навлечь на меня уйму неприятностей — я тоже принимаю в два счета. Будь с нами какая другая наставница, я бы подумала дважды, но на кого-кого, а на миссис Бэкон можно твердо положиться в одном: надзирая за ученицами Вайклиффа, она практически всякий раз засыпает — быстро и глубоко.

Я с тихой решимостью направляюсь к двери, пытаясь держаться так, словно у меня полным-полно самых веских причин выйти из лавки. Однако когда я поворачиваю холодную ручку, за спиной у меня раздается тихое отчетливое покашливание.

— Кха-кха.

Я на миг закрываю глаза, надеясь, что это Джеймс заметил, как я собираюсь ускользнуть. Уж он-то точно никому не скажет. Но когда оборачиваюсь, вижу Луизу Торелли. Прислонившись к стеллажу, она лукаво смотрит на меня из-под длиннющих чернильно-черных ресниц.

— Куда-то собралась? — спрашивает она тихо, приподняв брови.

В ее лице нет ни тени угрозы — лишь возбуждение, еле прикрытое дразнящей улыбкой. Наверное, я бы еще сто раз подумала, брать ли кого-то с собой, но Элис уже вышла, а я не хочу ее потерять, стоя тут и пытаясь собраться с мыслями.

— Да. — Я киваю на дверь. — Идешь?

По лицу Луизы разливается ослепительная улыбка. Кивнув, она устремляется к двери с таким видом, точно много лет ждала этого приглашения. Она храбрее меня — уже вылетела на улицу и шагает по тротуару, а я все еще вожусь, стараясь как можно тише прикрыть за собой дверь. Не доходя до угла, Луиза останавливается и ждет меня.

Когда я догоняю ее, она тотчас же снова пускается вперед, буравя взглядом спины моей сестры и Виктории.

— Я правильно понимаю, что нам туда?

Я киваю. До меня мало-помалу начинает доходить вся мера нашего прегрешения.

Луизу же, кажется, это ни капельки не заботит.

— Куда это они собрались?

Я оборачиваюсь и пожимаю плечами.

— Понятия не имею.

Луиза смеется — звонко и мелодично. Проходящий мимо джентльмен останавливается и оборачивается на нас.

— Чудесно! — восклицает Луиза. — Настоящее приключение!

Я выдавливаю улыбку. Луиза-то, оказывается, совсем не такая, как я думала.

— Да уж, приключеньице — если попадемся, беды не миновать.

На губах Луизы играет проказливая усмешка.

— Ну, по крайней мере, тогда мы заберем с собой и Викторию Алькотт.

Элис с Викторией подходят к дому, очень похожему на тот, в котором расположен пансион Вайклифф. На тротуаре перед домом они останавливаются и о чем-то советуются, поглядывая на крыльцо. Я как-то совершенно не подумала, как отреагирует Элис, когда поймет, что мы увязались за ней, но тут уж ничего не поделаешь. Спрятаться все равно негде. Когда мы с Луизой подходим ближе, Элис открывает рот от удивления.

— Лия! Какого… что ты тут делаешь?

Лицо Виктории заливает тихая ярость.

Я вздергиваю подбородок. Она меня не запутает.

— Видела, как вы уходили. Вот и захотела выяснить, куда это.

— Расскажи хоть единой живой душе, — угрожающе шипит Виктория, — всю жизнь жалеть будешь! Ты…

Элис взглядом заставляет Викторию замолчать, а потом с холодным одобрением смотрит на меня.

— Она никому не расскажет, Виктория. Правда, Лия? — Это вопрос не из тех, что требуют ответа. Элис продолжает: — Значит, все в порядке. Идемте. У нас нет целого дня в запасе.

Луизу ни та, ни другая не удостаивают даже взглядом. Как будто ее тут вовсе нет. Мы поднимаемся по ступенькам, и я осознаю: Элис так и не ответила на мой вопрос. Она останавливается только на самом верху лестницы и берется за огромный молоточек в виде льва, что болтается у резной деревянной двери. Мы нервно переминаемся с ноги на ногу, покуда наконец из глубины дома не раздается звук приближающихся шагов.

Луиза дергает Элис за рукав.

— Кто-то идет!

Виктория страдальчески возводит очи.

— Сами слышим.

Ониксовые глаза Луизы вспыхивают гневом, но не успевает она дать отпор обидчице, как дверь отворяется. С порога на нас пристально и мрачно смотрит высокая сухопарая женщина.

— Да?

Она по очереди обводит нас взглядом, точно желая выяснить, кто именно нарушил ее покой. Я бы с радостью указала ей на Викторию, но случая мне не представляется. Да и храбрости не хватает.

Элис выпрямляется и напускает на себя свой самый высокомерный вид.

— Доброе утро. Мы пришли повидаться с Соней Сорренсен.

— И кто это, позвольте спросить, к нам явился? И чего ради?

Кожа незнакомки оттенка темной карамели, а глаза чуть светлее, скорее янтарные. Она похожа на кошку.

— Мы бы хотели заплатить ей за сеанс, с вашего позволения.

Элис держится так надменно, точно незнакомка не имеет никакого права ни о чем ее расспрашивать, хотя на самом-то деле сама Элис — просто-напросто девочка-подросток, которой не разрешают даже появиться на улице без провожатых.

Женщина чуть заметно приподнимает брови.

— Очень хорошо. Можете зайти в прихожую. Сейчас узнаю, найдется ли у мисс Сорренсен время для посетителей. — Она приоткрывает дверь, и мы гуськом протискиваемся внутрь. В тесноте маленькой прихожей юбки наши шуршат и мнутся. — Подождите, пожалуйста, здесь.

Она поднимается по простой деревянной лестнице, а мы остаемся в полной тишине, нарушаемой лишь тиканьем невидимых часов в комнатке за прихожей. До меня вдруг доходит, что мы стоим в каком-то странном доме, где обитает неизвестно кто, а во всем мире ни одна живая душа даже понятия не имеет о том, что мы вообще сюда пошли. У меня внутри все сжимается от желания бежать подальше.