Лиат изобразила позу благодарности, девушка ответила сообразно. Мальчик-слуга осторожно поставил корзину возле очага.

— Отдыхайте, — сказала Сейнат. — Если я вам понадоблюсь, пошлите за мной слугу. Как только отец вернется, я немедленно сообщу вам об этом.

— Вы очень добры, — ответил Найит, очаровательно улыбаясь. — Простите, а нет ли поблизости бань? После долгого морского путешествия я не очень-то гожусь в компанию.

— Конечно же, есть, — кивнула девушка. — Буду рада показать вам дорогу.

«Еще бы не рада, — подумала Лиат. — Неужели в молодости у меня все тоже было на лице написано?»

— Мама, — повернулся к ней Найит. — А ты не хочешь…

Лиат отмахнулась.

— Мне хватит и ванны с губкой. До ужина еще надо письмами заняться. Сейнат-тя, вы не могли бы поговорить с посыльными? Мне нужно будет отправить кое-что на юг.

Девушка изобразила согласие, повернулась к Найту и, слегка улыбаясь, поманила его за собой.

— Погоди, — окликнула сына Лиат, и он остановился на пороге. — Расспроси побольше о ситуации в Мати. Я хочу понять, во что мы ввязываемся.

Найит улыбнулся, кивнул и был таков. Слуга тоже ушел, пообещав как можно скорее приготовить ей ванну. Лиат вздохнула и села возле очага, вытянув ноги поближе к пылающим поленьям. Вино оказалось хорошее, правда, на ее вкус чересчур пряное.

Мати. Неужели она едет в Мати? Лиат снова и снова возвращалась к этой мысли, будто к загадке, которую вот-вот сумеет разгадать. Она собиралась говорить о своих открытиях и тревогах с человеком, который когда-то был ее любовником. Когда-то давно он служил грузчиком в порту и называл себя Итани, а теперь стал хаем Мати. А еще ей предстояло увидеть Маати, с которым она предала свою старую любовь. Когда Лиат об этом думала, у нее замирало сердце.

А Маати? Как отнесется к нему Найит? Станет нарываться на ссору или захочет поговорить по душам, как могут говорить лишь отец и сын? Обсудить, например, тонкости посещения бань с молодыми женщинами в лисьих накидках. Лиат вздохнула.

Найит не раз пытался представить, каково это — покинуть жену и ребенка, которого ты дал миру. Она считала, что в такие минуты в нем просыпается горечь, обида на отца. Только сейчас она догадалась, что кроме обиды в его словах звучала тоска. Сколько же загадок таится в сердце ее милого, тихого мальчика…

Баласар облокотился на перила балкона и посмотрел вниз. Во внутреннем дворе любопытная толпа окружила смуглого чужестранца с миндалевидными глазами, которого он привез из-за моря. Люди засыпали гостя вопросами: почему тот зовется поэтом, а стихов не пишет, как научился так хорошо говорить на гальтском, нравится ли ему Актон. Глаза у них горели, разговор кипел, как вода на раскаленном противне. Что до Риаана Ваудатата, то он купался в лучах славы и отвечал всем со сладким, певучим хайятским акцентом. Когда люди вокруг начинали хохотать, он присоединялся, будто бы смеялись не над ним. Может быть, он и правда не понимал, что служит поводом для насмешек.

Поэт перевел взгляд на балкон и воздел руки в позе приветствия. Какой из пяти сотен оттенков Риаан вложил в свой жест, сказать было трудновато, поэтому Баласар просто махнул ему рукой и отошел от перил.

— Как будто я говорящую собаку нарядил в платье, — вздохнул он, усаживаясь на скамью рядом с Юстином.

— Так и есть, генерал.

— Они же ничего не понимают.

— А как им понять? Они почти все — из простых. Дальше Эдденси ни разу не бывали. Всю жизнь слушали про Хайем, андатов, поэтов, а живьем ни одного не видели. Вот и глазеют.

— Да уж, сторонников у меня прибавится, — заметил Баласар с неожиданной для себя горечью.

— Они не знают того, что мы знаем. Не стоит ждать, что они поймут.

— Может, и Верховный Совет не поймет? Может, и они там у себя животики надрывают, что я притащил чудака в женском платье?

Юстин опустил глаза и молчал так долго, что Баласар пожалел о своей резкости.

— Но правда ведь, — заметил воин, — одежда у него как женская.

Шесть лет минуло с тех пор, как они с Коулом и Юстином возвратились в поместье Баласара под Киринтоном. Уже полгода как они завербовали в Нантани отступника-поэта, а три недели назад Баласар получил долгожданное приглашение. Он отправился в Актон вместе со своими лучшими людьми, поэтом, книгами, планами. Верховный Совет выслушал его мнение по поводу андатов и необходимости покончить с превосходством Хайема. Эта часть выступления прошла вполне успешно. Никто не возражал, что главной угрозой для Гальта является Хайем. А вот когда Баласар заговорил о том, что собирается предпринять и каких результатов добился, советники начали поглядывать на него косо.

Потом Совет заседал уже без него. Может, они обсуждали его план, а может, занялись другими делами, оставив его сходить с ума от неизвестности. Ему, Юстину и Риаану выделили жилье. Днем Баласар томился у закрытых дверей Совета, а ночами бродил по улицам при свете звезд, будто неупокоенный дух. Он впустую терял час за часом. Каждая ночь отнимала драгоценное время у его войска: ведь осенью его люди будут выбиваться из сил, чтобы покинуть хайятский север до холодов. Словом, если Совет хотел довести Баласара до белого каления, ему это удалось.

Стая небольших, черных, как вороны, птиц, сорвалась с ореховых деревьев, росших вдоль ограды, описала круг и снова опустилась на прежнее место. Баласар положил руки на колено и сцепил пальцы.

— Что будем делать, если они не согласятся? — спросил Юстин вполголоса.

— Убеждать.

— А если не получится?

— Будем убеждать по-другому.

Юстин кивнул. Баласар был рад, что тот не стал углубляться в подробности. Юстин знал его уже достаточно, чтобы понять — он добивался всего назло миру. С детства проклятьем Баласара стал маленький рост. Он был ниже своих братьев и сверстников. Пока остальные спали, пили и заводили шашни с девицами, он работал над собой, тренировался. Он не мог стать выше или сильнее и брал свое скоростью, умом и упорством.

Поступив на службу в армию Гальта, он оказался самым маленьким в отряде, а через некоторое время уже возглавил целое войско. Если Баласар собирался убедить Верховный Совет в своей правоте, ничто не могло его остановить.

За спиной послышалось вежливое покашливание. Баласар обернулся. Под аркой, в тени широкой колоннады стоял секретарь Совета. Когда Баласар и Юстин встали, он приветствовал их поклоном.

— Генерал Джайс, вас желает видеть глава Совета.

— Хорошо, — ответил Баласар и, повернувшись к Юстину, быстрым шепотом добавил: — Оставайся здесь. Присматривай за нашим другом. Если дело не выгорит, неизвестно, как быстро нам придется убираться из Актона.

Юстин кивнул так безмятежно, словно Баласар каждый день просил его действовать против Совета. Баласар одернул рубаху, кивнул секретарю и последовал за ним в темные лабиринты власти.