Карен паркуется прямо за ним, глядя на горы хлама за искореженным забором. Обломки досок с ржавыми гвоздями, куски гипсолитовых перегородок, размокшие картонные ящики, две старые детские коляски, пустые банки из-под краски, грязные пластиковые бидоны, сломанный велосипед, груда битой черепицы.

— Так здесь наверняка с тех пор, как вывоз мусора сделали платным, — говорит она, открыв дверцу и подойдя к Бюле.

Тот кивает:

— Провинциальные власти каждый год принимают решение о расчистке, но через несколько месяцев все опять выглядит по-старому. Мы иной раз заезжаем сюда, но поймать за руку удалось считаные единицы. Отсюда придется на своих двоих, — добавляет он, кивая на крутую гравийную дорогу за разворотной площадкой. — Можно бы еще немного проехать, но техники осерчают. Дальше там такая чащоба, лучше не соваться.

— Как скажете, — за неимением лучшего говорит Карен.

Сразу за разворотной площадкой дорога на удивление широкая, но идет круто вниз, а асфальт, возле площадки местами просевший, местами растрескавшийся, здесь представляет собой уже разрозненные островки, меж которыми хлюпает мокрый снег. Карен стискивает зубы, каждый второй шаг отдается болью.

— По этой дороге вагонетки с углем из карьера везли на площадку, а там перегружали, — громко поясняет Турстейн, шагая широким шагом. И немного погодя добавляет: — Значит, родня у вас на острове.

Секунду Карен медлит.

— Да, только я уже несколько лет с ними не видалась.

Разумеется, ему прекрасно известно, какая кровь течет в ее жилах. В отличие от самой Карен у Бюле было предостаточно времени заглянуть во внутреннюю базу данных. И он, конечно же, знает, что несколько поколений назад Эйкены были на острове весьма уважаемым семейством. Богобоязненные и работящие, родители ее отца — или по меньшей мере их родители — и в шторм, и в штиль выходили в море, а по воскресеньям, покорно склонив голову, шли в церковь. Свидетельством тому их могилы в Гудхейме, с черными чугунными якорями вместо надгробий. Не самыми большими, правда, не в человеческий рост и не с цепями, как у лоцманов, но все же с якорями, а не с обычными каменными плитами, какими довольствовались в местах последнего упокоения крестьяне и прочий простой народ. Некогда у Эйкенов было такое право. Но теперь уже нет.

— Н-да, Эйкены… — задумчиво роняет Бюле, словно что-то ищет в памяти, и Карен решает выложить карты на стол. Не все, но хотя бы несколько.

— Боюсь, кое-кто из моей родни имел дело с полицией. Я слышала что-то про ночную охоту в Гудхейме пару лет назад, за что один из моих кузенов отсидел несколько месяцев.

С неудовольствием она думает о здоровенных внедорожниках, которые ночами гоняют по пустошам, с мощными прожекторами на крыше, и о хмурых мужиках, палящих по всем четвероногим, что попадают в луч прожектора. Про самогоноварение и уход от налогов она молчит. Бюле и так знает.

Не отвечая, Турстейн Бюле оборачивается. Молча подставляет руку — для опоры, чтобы Карен могла спуститься по голому горному склону. Она благодарно принимает помощь, колено дергает, когда она при поддержке коллеги огибает скальный выступ. А когда отпускает его руку и смотрит вверх, у нее аж дух захватывает.

Значит, вот это и есть Карбю. Когда-то негостеприимное место работы мужчин с сутулыми спинами и натруженными плечами. Теперь — озеро, окруженное сосняком, голыми стволами лиственных деревьев, кустами и гребнем иссиня-серых скал. Волшебно, мрачно и некстати красиво.

— Гетрюгген, — говорит Бюле, проследивший ее взгляд. — На той стороне расположен залив Скребю, но это вы наверняка и без меня знаете. Думаю, ваши люди скоро закончат, — продолжает он, быстро глянув на часы и коротко кивнув на старый карьер.

Красно-белые пластиковые ленты негромко шуршат на ветру. На краю огражденного участка стоят двое, разговаривают. В своих белых защитных комбинезонах они выглядят как астронавты. И хотя оба стоят спиной, Карен видит, что один из них — Сёрен Ларсен, а второй, должно быть, его сотрудник, кажется по фамилии Арвидсен. Ларсен ему по плечо. Когда не надо надевать защитный костюм, Ларсен носит тяжелые берцы на толстой подошве и таким манером добавляет себе парочку сантиметров. Чем толще подошва, тем лучше. Мягкие ботинки, которые ему приходится носить с комбинезонами нового образца, желанных сантиметров не добавляют. Да и прическа не помогает — курчавые светлые волосы, обычно ореолом стоящие вокруг его головы, сейчас придавлены капюшоном.

Двое полицейских ассистентов сидят на пнях за пределами ограждения. Когда они поспешно вскакивают и козыряют, Ларсен оборачивается и замечает Карен.

— Ну что ж, самое время! — с улыбкой восклицает он, приподнявшись на цыпочки.

Карен коротко здоровается с обоими полицейскими, кивает Арвидсену и подходит к оградительной ленте.

— Привет, Сёрен, как дела? Нашли что-нибудь пригодное?

— Увы, не так много, как ты надеешься. Следы волочения, но ни одного отчетливого отпечатка обуви. Вчера утром здесь был легкий морозец, и земля затвердела, а ночью прошел дождь со снегом, так что какие уж тут следы. Возможно, позвони они раньше…

Сёрен Ларсен жестом показывает на Турстейна Бюле, который стоит рядом с полицейскими ассистентами.

— По-моему, они сделали все, что могли, — говорит Карен. — Никто из нас все равно бы не успел вчера приехать сюда раньше сумерек.

— Ну да, конечно. Так или иначе, мы зафиксировали несколько частичных отпечатков на глине возле обрыва, но в основном тут повсюду масса собачьих следов. Бедный пес явно в отчаянии метался туда и обратно. Зафиксировать следы в этой каше и на гравии выше по дороге тоже невозможно.

— А следы шин?

— Здесь их нет. А наверху, на площадке, их сотни. Мы даже начинать не стали.

— Волосы, кожа, ногти? — Карен улыбается, задавая этот вопрос, потому что прекрасно знает, каков будет ответ.

– “Си-Эс-Ай Ноорё”, так, что ли? Забудь. — Сёрен Ларсен делает приглашающий жест. — Прошу, можешь сама поискать в глине волосы. В принципе мы закончили.

— Спасибо, я искать не стану. Но с удовольствием взгляну на место, где лежало тело.

— Be my guest[4]. — Ларсен галантно приподнимает ленту.

Карен идет за ним, осматривает следы волочения и отпечатки, на какие он указывает. Без него она вряд ли бы обратила на них внимание, во всяком случае, не сумела бы истолковать увиденное.

— Вот отсюда он упал, но, чтобы увидеть, где лежало тело, надо отойти на несколько метров в сторону, — говорит Ларсен, показывая рукой.

У Карен кружится голова, когда она, вытянув шею, заглядывает вниз. Боязнь высоты пришла с годами; во всяком случае, она не помнит, чтобы в юности ощущала такое посасывание под ложечкой. Страх потерять контроль и рухнуть вниз. Пятна крови и предположительно мозгового вещества, упомянутые Свеном Андерсеном, по-прежнему тенью темнеют на сером граните.