В мире, где они живут, всего два измерения. Я называю его миром игральных карт. Они не более устойчивы, чем валеты пик или дамы червей. Однако они обладают упорством пешек, потому что поднимаются сразу же, как только упадут. Они сталкиваются друг с другом и валятся в кучу. Если мимо случается пройти человеку из третьего измерения, они снова валятся в ближайший дверной проем, а при необходимости падают плашмя в сточные желоба, и человек проходит над ними, даже не отдавая себе в этом отчета. Разумеется, среди них есть королевы (и даже короли) - пиковые, трефовые, бубновые, червонные. Но большинство - мелкая сошка: двойки, тройки, четверки, пятерки, шестерки, семерки, восьмерки, девятки и десятки - как пики и трефы, так и бубны и черви. Стоит лишь подойти к ним сзади и крикнуть что-нибудь - и вот уже никого не видно, все валяются на земле. Ах, можно сказать, что второе измерение лишь увеличивает хрупкость человеческого бытия! Надо их видеть в тех кварталах, по которым я следую за Манастабаль, моей проводницей - вдоль длинных рядов небоскребов, между которыми виднеется море. Вот одна из них - на парковочной площадке, между двумя рядами автомобилей, прижавшаяся к дверце своего собственного - потому что вдалеке показался человек, судя по всему, из третьего измерения, поскольку он шествует с видом Александра Македонского, ничего вокруг не замечая. А вот целая очередь на автобусной остановке - если смотреть на них спереди, они выглядят просто как ряд штрихов, прочерченных на невидимой стене, которую они обозначают своим присутствием. С какой стороны к ним ни подойди, они плоские как доски; они ходят боком по прямой линии, поворачиваясь вокруг своей оси таким образом, чтобы представлять собой лишь плоское пространство, и распрямляя плечи. Они вжимаются во что угодно, лишь бы избежать столкновения: в стены, ворота, водостоки. Кроме того, существует свод правил для второго измерения, который предписывает им выпрямлять плечи, не сгибать колени, сжимать бедра, сводить лопатки и прижимать руки к туловищу. Стоя рядом с Манастабаль, моей проводницей, я восхищаюсь тем, как эти почти бесплотные существа могут выполнять то количество работы, о котором свидетельствуют статистические данные ООН. И вот полицейский подбирает их - целую армию распростертых лицом вниз между прутьями решетки городского сада. Он собирает карты одну за другой, приподнимает кончиками пальцев, чтобы рассмотреть, и одновременно говорит, скаля зубы:

(Ну что, будем паиньками, а?)

Потом он заставляет их подняться и грубо толкает вперед.

Выйдя на авеню Долорес, можно увидеть чуть выше линию холмов на фоне светлого в этом районе неба и перпендикулярно - аллею пальм с неподвижными звездообразными кронами. Множество женских фигур, окутанных темнотой, пробираются в парк группами, поодиночке или парами. Несмотря на большое число людей, толпа выглядит однородной и остается молчаливой. Я вслед за Манастабаль, моей проводницей, направляюсь к тому месту, где, судя по всему, состоится собрание. Самая сильная давка - возле поросшего травой холмика, где и сгрудилось большинство присутствующих. И вот без всяких предварительных уведомлений из толпы раздается голос, отчетливо слышный, хотя и не усиленный громкоговорителем, - однако нельзя понять, кто именно говорит. Голос произносит:

(Добро пожаловать злодейкам всех сортов - be it through plunder, be it through theft, be it through looting, be it through pirating[4]. Пусть они прибывают в Сан-Франциско отовсюду - по воздуху, по морю, по суше и даже по железной дороге. Полтора столетия назад Сан-Франциско отстроился меньше чем за пятнадцать лет благодаря подобному наплыву. Итак, разложите свои сокровища при лунном свете - нужно иметь очень слабое зрение, чтобы не разглядеть их так же хорошо, как при свете дня!)

Больше никто не говорит, но в толпе нарастает оживление: все жестикулируют, движутся, топчутся, перемещаются с места на место; слышен шорох подошв, иногда босых, торопливые шаги, перешептывания, глухие удары от столкновений. Вдруг откуда-то появляется множество лошадей с блестящей шерстью, за ними следуют коровы, овцы и козы. Вскоре по всему склону парка разливается смутный гул. Внизу виднеется темная масса строений старой Миссии с мощными каменными стенами. Манастабаль, моя проводница, ведет меня через парк к тому месту, где грудами сложено золото. Самое разное: необработанные слитки из недавно открытых рудников, золотые ковчеги и дароносицы изысканной работы, резные кубки, блюда, столовые приборы, а также монеты в кошельках. Дальше - банковские билеты в почтовых мешках, в основном доллары - некоторые пахнут новенькой бумагой и свежей краской, потому что украдены совсем недавно. Другие, потрепанные и мятые, грудами свалены в картонные коробки или старые чемоданы и даже высыпаются из них. Затем Манастабаль, моя проводница, подводит меня к нагромождению баков, похожих на те, в которых перевозят бензин. Они открыты и наполнены белым кристаллическим порошком, который очень напоминает аскорбиновую кислоту - я думаю так до тех пор, пока Манастабаль, моя проводница, не шепчет мне на ухо, что это такое, потешаясь над моим невежеством. И когда я непонимающе смотрю на нее, она говорит:

(Это не менее ценно, чем золото и доллары.)

Я смотрю на баки высотой мне по плечо и на толпу, подходящую к ним. Каждая из женщин быстро опускает в ближайший к ней бак указательный палец и облизывает его, стараясь распробовать острый и едкий вкус, прищелкивает языком и покусывает губы, чтобы убедиться, что они онемели. В гуще собрания, в самом сердце толпы, словно защищенная ею - выставка драгоценных камней всех размеров: бриллианты, рубины, сапфиры, изумруды, топазы, жемчуга, янтарь, опалы, аметисты, агаты, ониксы, фанаты, обсидианы, нефриты, бериллы, хризолиты, аквамарины, гиацинты, яшма. Я говорю Манастабаль, моей проводнице:

(Держи меня за руку, не то я прикарманю пару камушков!)

Она отвечает:

(Все, что выставлено здесь, собрано со всего мира. Так что действуй - от них не убудет.)

И, видя мое удивление, продолжает:

(Все эти богатства должны быть розданы. Они предназначены для того, чтобы их использовать, а не копить. Каждая берет, сколько нужно.)

Предоставленная своему собственному здравомыслию, я не притрагиваюсь к бриллиантам, жемчугам, рубинам, сапфирам, изумрудам, топазам и другим драгоценным камням, довольствуясь лишь несколькими ониксами и аметистами. Царящая здесь относительная тишина, должно быть, вызвана той душевной сосредоточенностью, с которой каждая оценивает свои потребности - это нужно сделать как можно быстрее, потому что ярмарка скоро закроется. Я рассматриваю все, что предлагается здесь бесплатно. Помимо описанных мною сокровищ есть и другие, разложенные тут и там по всему парку - ткани, покрывала, стеганые одеяла, кожи, ковры. Провизия. Одежда. Приборы и оборудование всех сортов: механические, электрические, электронные. Есть даже музыкальные инструменты - некоторые тяжелые и громоздкие, вроде пианино и органов. Есть грузовики, легковые автомобили, мотоциклы. Но я не могу упустить случая приобрести аппалузскую кобылу с большими иссиня-чер-ными пятнами на боках и крупе, похожую на лошадей, нарисованных на стенах пещер в Керси. Когда я увлекаю Манастабаль, мою проводницу, вниз по склону парка, где лошади теперь стоят неподвижно, она говорит: