– Но я учусь, – твердо сказала Шеннон. – Прошлой осенью я убила одного оленя и нескольких куропаток и тетеревов. Если продержится хорошая погода, я буду охотиться подальше, чтобы запастись едой. А потом отправлюсь рыть золото, после этого снова стану охотиться, запасусь мясом, возьму золото и отправлюсь в город, чтобы купить продукты на зиму…

Внезапно она замолчала. Лето здесь было слишком коротким, чтобы успеть сделать так много. На высоте восемь тысяч футов оно длилось немногим дольше жизни мухи-поденки.

– А дрова! – спохватилась Шеннон. – Господи, как я забыла о них? Их надо пилить, и колоть, и складывать в штабеля, и сушить! Нужно много дров, даже несмотря на горячий источник, их нужно заготовить до того, как занесет снегом перевалы и поваленные деревья, а дичь уйдет вниз.

Шеннон шумно втянула воздух, чтобы погасить внезапно возникшее чувство тревоги, которое то и дело посещало ее после того, как Молчаливый Джон ушел и столько времени не возвращался.

«Мне страшно, Красавчик. Честное слово, мне страшно».

Но такие слова Шеннон никогда не произносила вслух. Она с тринадцати лет усвоила, что страх лишь усугубляет ситуацию. Люди догадаются, что она созрела для того, чтобы перестать противиться судьбе.

– Надо жить сегодняшними заботами, – строго выговорила себе Шеннон. – У меня достаточно времени, чтобы успеть все, если я буду заниматься делом, а не заламывать в панике руки!

Быстрым легким шагом она подошла к ларю с крышкой, прикрепленной коваными панелями, в котором хранились продукты. Кроме муки и соли, купленных вчера, там ничего больше не было. Накануне вечером она разделила соль на две неравные части. Меньшая была ее, большую она должна отдать Чероки, которая одалживала ей соль на Рождество.

– Надо было сказать Бичу, чтобы он оставил продукты, за которые я уплатила, – пробормотала Шеннон.

Вспомнив о Калпепперах, она передернула плечами от страха и отвращения.

Зато при воспоминании о высокорослом мужчине, который ехал к ней невзирая на грозу, она вдруг испытала непривычное волнение.

– Пошли, Красавчик. Нам пора навестить Чероки. Она наверняка подскажет мне что-нибудь дельное.

Красавчик бросился к двери, опережая Шеннон. Она внимательно наблюдала за ним, понимая, что, если кто-то бродит вокруг хижины, Красавчик обнаружит злоумышленника гораздо раньше ее.

Красавчик поднял морду, держа нос по ветру и принюхиваясь к долетающим запахам. Затем он двинулся вперед, дав понять хозяйке, что никакой опасности нет.

Тем не менее Шеннон, в свою очередь, проявила осторожность. Она выглянула из дверей и осмотрелась. Никаких подозрительных следов на примороженной траве не было видно. Она с облегчением вздохнула, но для верности еще раз посмотрела по сторонам.

Пальцы Шеннон покоились рядом со спусковым крючком дробовика. Ветер рванул ее шляпу, но она надежно прикрепила ее вылинялым шелковым шарфом – одним из немногих предметов роскоши, оставшихся со времени ее детства, когда она жила в Виргинии.

Закрыв за собой дверь, Шеннон направилась в сторону хижины Чероки. Можно было, конечно, оседлать Разорбека, но он еще не успел отдохнуть после поездки в Холлер-Крик. Старый мул остался на привязи пощипывать молодую траву.

До жилья Чероки было менее двух миль. Занимающаяся заря уже выкрасила все вокруг в розовые, золотистые и перламутровые тона. Красота раннего утра приободрила Шеннон. Наслаждаясь утренней свежестью, красками неба и гор и мурлыкая себе поднос песенку без слов, Шеннон легкой походкой двинулась по знакомой тропе через лес.

Дойдя до поляны, на которой стояла хижина Чероки, Шеннон остановилась на опушке и крикнула. С появлением Калпепперов в долине Эго люди стали относиться к незваным гостям более настороженно. Если о визите не договаривались заранее, гость мог нарваться и на выстрел. Даже репутация шамана, которую имела Чероки, вряд ли могла остановить таких, как Калпепперы.

Шеннон подождала, пока из приоткрытой двери хижины не донесся голос Чероки:

– Проходи, девочка! А то, стоя на месте, и замерзнуть можно!

– Вперед, Красавчик! – скомандовала Шеннон.

Пес подался вперед. Когда он подбежал к хижине, дверь распахнулась настежь, и в проеме появилась высокая, поджарая фигура.

Едва бросив взгляд на Чероки, Шеннон поняла, что у старухи что-то неладно с правой ногой.

– Здравствуй, девочка, – приветствовала ее Чероки. – Замечательный день, а?

– Верно, замечательный, – согласилась Шеннон. – Красавчик, дай пройти! Если ты голоден, раздобудь себе что-нибудь на завтрак.

Дверь хижины закрылась. Красавчик остался снаружи. Если в крохотной комнатке еще как-то могли поместиться двое людей, то уж для огромного пса там решительно не было места.

– Я слышала, что ты ходила в Холлер-Крик за продуктами, – сказала Чероки.

– Откуда тебе известно?

– Рассказали… Племянник Раненого Медведя менял в лавке золото на виски. Там он слышал, как Калпепперы получили наконец по заслугам.

– Разве?

– Клянусь в этом твоей радостной улыбкой! Где ты была, когда вся пыль осела? Ведь сцепились как-никак из-за тебя.

– Когда я услышала щелканье кнута, то схватила муку и соль и вылетела оттуда как ужаленная, – созналась Шеннон.

Чероки хрипло рассмеялась. Седые волосы ее были на индейский манер заплетены в две косы, хотя она была полукровка, которая предпочла жить в полном одиночестве, чтобы не слышать оскорбительных реплик с той и другой стороны по поводу того, что она не белая и не индианка. Амулет в виде мешочка, висевший на шее Чероки, намекал на мудрость его обладательницы, которую, кстати, можно было прочитать в спокойном взгляде ее черных глаз.

Если кто-то, кроме Шеннон, и знал о том, что Чероки – старая женщина, а не старый мужчина, то не поднимал из-за этого шум. Она знала лечебные свойства всех трав и умела исцелять раны. Как индейцы, так и белые почитали ее за шамана.

– Садись, – предложила Чероки.

Шеннон опустилась на стул, который стоял впритык к старинной деревянной плитке. Чероки присела на койку. Хижина была настолько маленькой, что Шеннон и Чероки едва не касались друг друга коленями.

– Что у тебя с ногой? – спросила Шеннон.

Чероки отвернулась и стала набивать в каменную трубку табак, смешанный с травой, после чего чиркнула спичкой и затянулась.

– Очень трудная зима была, – проговорила она, – но в племени Раненого Медведя умерла только одна женщина, да один ребенок родился мертвым. Остальные все бодрые и здоровые, как твоя собака.

Шеннон очень хотелось выяснить, что все-таки случилось с ногой Чероки, но она не стала возвращаться к этой теме. Чероки всегда говорила о том, что интересовало ее, все остальное попросту игнорировала.

– Если с ними что-то и случится, твои снадобья поставят их на ноги, – проговорила, морщась от запаха, Шеннон.