ещё был ворон и иглообразные кинжалы. Прочитал, а точнее проглотил, я её за один вечер. Рассказывалось там про сына дьявола, который в тринадцать лет открывает в себе силу и понимает, кто он такой и зачем он пришёл в этот мир. И настолько сын тьмы был живо описан; его боль, страдания, ужас и счастье открытия, что я находился под очень большим впечатлением, после прочтения этого произведения. До такого большим, что стал себя ассоциировать с ним. Не совсем всерьёз, но и не в шутку. Какие шутки, когда тебе самому тринадцать лет и тебя мучает недавно начавшееся половое созревание?

В этой книжке у сына дьявола было родимое пятно, скрытое на голове волосами, в виде трёх шестёрок. И у всех его инициированных слуг, на определённом этапе, точно такой знак проступал где-то на теле. И я решил сделать себе такое тату. Ведь, в отличие от него, само по себе оно у меня не появилось бы. Так как денег у меня не было, я почитал специальную литературу и как мог, криво и косо, как ты можешь сейчас видеть, сделал себе вот это. Тут-то и началось самое интересное. Большие пацаны в школе тату заметили довольно быстро – быстрее, чем моя мама. Стали издеваться, называть сатанинской какашкой и тому подобными обидными словами. Ну, ты понимаешь. Это был конец.

Через две недели после начала этого кошмара я понял, что терпеть больше не могу. Или меня на всю жизнь сделают чмырём убогим или я повешусь. И такая безнадёжность и злость меня обуяла, что даже страх пропал на время. В этот же день на большой перемене ко мне, как всегда, пристала группка из четырёх быков, во главе с главным хулиганом шестых классов второгодником Семёновым Вовой. При выходе из класса он мне отвесил смачный пендель. Дальше я помню плохо. На меня опустился розовый туман. Очнулся, когда меня оттащил от Вовы учитель географии. У меня было лицо разбито в вишнёвую кашу. А у Вовы его противная морда и вовсе была понадкушена, и надо понимать мной поднадкушена. И выглядел он, наверное, в первый раз в своей недолгой мальчишеской жизни, испуганным. Подробности последствий опускаю. Скажу только одно: после этого, тайно от Мамы, я записался в секцию бокса. В школе меня престали доставать, и я со временем приобрел некий авторитет. А книжка та была Омэн, точнее ее вторая часть, про юность Демьена.

– Да, повезло тебе. Пошел по дороге настоящих мужчин. А могло быть и по-другому. Дрожал бы сейчас где-то у батареи очкариком убогим.

Остальные бойцы тоже разбились на кучки по два-три человека и спокойно переговаривались. К Ванину и Гвардейцу подошёл второй Сергей, позывной Сало.

– Серёжа, о чём ты так нашему герою втирал так воодушевлённо. Наверное, о том, что мы с тобой вдвоём можем одни эту станцию захватить и без всяких там троглодитских огнемётов. Или любезно напомнил, что огнемётчиков в плен не берут?

– Он говорил, что есть только один достойный такого подвига герой. Ты, – обернувшись в его сторону, сказал Туравской. – И по секретному распоряжению самого председателя тебе одному и поручат выполнять это задание. Причём в виду твоей запредельной боеготовности пошлют тебя без оружия, и вплавь, прямо от стен Кремля. Старт сегодня в 00-00. Будь готов, воин. А теперь я вас оставлю. Вижу, мой новый огнемёт уже заправили, и мне его сегодня до отбоя надо ещё испытать. – Гвардеец развернулся и пошёл в сторону двух техников, несущих два огнемёта к дверям полигона.

– О чем, всё-таки, был разговор?

– Вы очень любопытны, Сергей. Наверно вам совсем наплевать на ваш сногсшибательный нос. – Сало скривился в кислой улыбке. – Шучу, брат. Про тату ему рассказывал, ты же знаешь, как это я обожаю. Кстати, думаю, нужно последовать его примеру и пойти испытать оружие.

– Хорошая мысля. Я присмотрел пару интересных штук. Забираем и бежим, пока очередь не образовалась.

И всё же первыми после Гвардейца к дверям полигона подошли два брата Грачёва.

Полигон не почтили своим присутствием только представители МБ. Видно для них данные образцы были не в новинку. Они сразу отправились по своим комнатам.

Полигон представлял собой прямоугольное помещение, вытянутое в сторону автоматических целей и разделённое на десять частей по числу одновременно ведущих стрельбу бойцов. Сами цели были сменными. Их можно было менять на цели, изготовленные из разных материалов и разных профилей. Цель могла быть как стационарной, так и двигаться по замысловатой траектории, резко меняя направление. Техники подготовили полигон к стрельбе, зарядили оружие выбранными бойцами боеприпасами и установили цели, какие кому по вкусу.

Началась стрельба. Шум, производимый оружием, был тише, чем это обычно бывает в тире. Первый начал стрельбу огнемётчик. Его цель была стальным квадратом десятимиллиметровой толщины, установленным на расстоянии сто пятидесяти метров. Квадрат двигался справа налево, и обратно, не приближаясь. Гвардеец чётко выпускал короткие, шипящие струи пламени в сторону цели. Пламя практически не рассеивалось и, попадая на сталь, прожигало в нём заметные воронкообразные борозды. Очень скоро весь квадрат полыхал синим пламенем. Он плавился, и после ещё нескольких попаданий в нём образовалась дыра размером с кулак. Рядом, за перегородкой, ввел стрельбу из автомата Овод боец подразделения перекрытия. Цели быстро выезжали из стены одна за другой и тут же разлетались в куски. Убойная сила у Овода оказалась страшная, куски мишеней летели в разные стороны и при этом горели. Дальше Иван Грачёв испытывал винтовку Клык. Мишенью служил резиновый манекен человека, облачённый в бронежилет. Первый же выстрел, со странным протяжным звуком «оууу», снес манекену праву руку с плечом и частью груди. Второй проделал почти ровную дыру в бронежилете, пробив заодно и манекен насквозь. От манекена остались ноги, половина живота и левая рука. Третий выстрел закончил муки манекена.

Побаловавшись своими игрушками, бойцы один за другим потянулись к выходу. Полигон опустел. Завтра ребят ждал новый трудный день.

Генералу ВДВ Радову снился сон. Второй сон за два для него это был рекорд. Ему снилось бесконечное, перепаханное поле, чернеющее под ночным небом, освещённое искусственным светом невидимых фонарей. На нём повсюду группы людей, по трое играли в странную игру. Предметом игры были большие колеса от деревенской телеги, которые делали в начале прошлого века. На минуту игра прерывалась, застывала. Люди и колеса замирали в разных положениях, в том числе и в воздухе. Только некоторые из них продолжали судорожно метаться между остальными. И он понял: если к исходу этой минуты временного паралича кому-то из них удастся