Решение она приняла спонтанно, когда из почтового ящика, даже не из ее квартиры, выпала рекламная листовка. Но привлекло внимание девушки не рекламное объявление на серенькой бумаге, а тот факт, который был распечатан мелкими буквами, и в котором значилось, что весь тираж рекламного произведения распечатан на местной типографии. О том, что в захудалом районном центре может быть типография, Ольга и не догадывалась. И теперь она точно знала, что ей предстоит сделать.

В тот же день Ольга очутилась перед дверью типографии. Та располагалась в захудалом двухэтажном домике-особнячке еще дореволюционной, скорее всего, постройки. Здание было ветхим, впрочем, таким же ветхим могло оказаться и оборудование типографии. Так оно и оказалось. Но самым ветхим был человек. Который типографией руководил. Это был живописный тип со всколоченной поэтической шевелюрой и нездоровой печенью, о чем можно было судить по желтоватому оттенку его кожи. Арам Николаевич Панаетенко был удивительным человеком, в котором слилась кровь трех древних и двух молодых народов. Он был талантлив, но еще в советские времена, не сумев талант свой реализовать докатился до руководителя районной газеты и шефа районной же типографии. Он не сумел реализовать себя и в семейной жизни — жил бобылем, пил, и допился почти что до ручки. На его многодневные запои перестали обращать внимание, типография еле сводила концы с концами, начальство махнуло на все это рукой, потому как никого больше в этом районе не осталось, чтобы типографским делом более-менее профессионально заниматься.

Но кем-кем, а дураком Арам Панаетенко не был. Открыв рукопись, принесенную Ольгой, он сразу же понял, в чем тут собака порылась.

— Значится так, девушка… Роман ваш никто не пропустит. Ни в переводе, ни так… Я-то знаю… есть темы, которые пока что по каким-то соображениям не пускают. Да, можно напечатать в частной типографии, только их тоже могут курировать… в общем, обегаете столицу и где напечатать, не найдете. Другое дело мы… у нас на безрыбье и рак рыбой становится. А если еще учесть, что начальство знает, что я могу уйти в запой, то… рукопись я у вас приму. И рецензии напишут, все как положено. И заказ оформят. Вот только я не смогу визу запретную поставить — уйду в запой, который вы мне и организовать поможете. Ведь поможете?

Ольга кивнула головой.

— А если подкинете еще две-три сотни баксов, то…

Ольга, готовая к такому повороту разговора положила на стол пять бумажек по пятьдесят долларов каждая. С отсутствующим видом Арам Николаевич смел бумажки в ящик рабочего стола.

Еще месяц Ольга ходила в занюханную типографию как на работу. Как ни странно, оказалось, что там работают прекрасные люди: ответственный редактор Нила Павловна, наборщик Семен Сергеевич Спицын, рабочие Петр и Григорий, которые наотрез отказались называть себя еще и по отчеству. Они работали самоотверженно, особенно, когда появлялась работа. Техника постоянно приходила в негодность. Не выдерживали наборщики, которым приходилось разбираться с последовательностью непонятных знаков, а бедная Нила Павловна, казалось, забыла о родном доме, вычитывая перевод и исправляя незаметные Ольге, но так хорошо заметные ее опытному глазу, ошибки.

10.

И вот этот день настал.

Ольга вышла из типографии с двумя сигнальными экземплярами своих книг. Перевода и той, написанной столетие назад на языке исчезнувшего народа.

У нее оставалось денег в самый обрез: чтобы разослать эти книги по намеченным адресам — публичным библиотекам (в списке кроме областных и районных библиотек бывшего СССР фигурировали республиканские книгохранилища, публичные библиотеки Конгресса США, а так же крупнейших городов мира). Эти расходы вместе с сопроводительными дарственными документами обошлись Ольге в куда как большую сумму, чем издание самого тиража. Но девушка ни о чем не жалела.

Она еще не знала, что будет делать дальше, как и на что жить: все накопленное ею уже разошлось. Вот и проплата за квартиру заканчивалась через три месяца, а запас денег, на который предстояло жить и жить долгие годы, внезапно оказался полностью исчерпан.

И все-таки она не жалела ни о чем. В этот хмурый непогожий день, когда тучи собирались над обветшалым зданием типографии, готовясь превратить в болото близлежащие окрестности, весь мир казался ей радостным и солнечным. Она неслась легким шагам по мостовой, в которой угадывались остатки прошловековой брусчатки, и в ее голове пели сладкоголосые райские птицы.

Угрозы? Кто знает, будут ли ей угрожать теперь, когда Дело сделано и ее мисия, не выполненная в прошлой жизни, наконец-то закончена.

Ну и что, что денег нет? Она найдет как заработать. Не головой, так телом. Но каким-то внутренним чутьем Ольга понимала, что на панель ей возврата уже нет. Что эта ее прошлая жизнь сумела изменить ее жизнь настоящую.

Но больше всего ее радовало то, что в книге, на самой первой странице, там где пишут имя переводчика значилось Марина Николаевна Москвина. Ее настоящее имя.

Январь 2012. Винница.

Мой лучший друг Лучано Паваротти[1]

(повесть из провинциальной жизни)

1.

Это утро в Нижнем Вьюганске выдалось особенно противным. Дамы и господа, давным-давно было отмечено, что именно в начале сентября утренние часы в Нижнем Вьюганске как-то не задаются, но именно это утро 5-го сентября две тысячи двенадцатого года оказалось самым противным из всех сентябрьских утр за все время синоптических наблюдений.

Еще ночью зарядил мелкий противный дождь, умудряющийся каждых полчаса превращаться на пять-десять минут в форменный ливень. Сама погода выдалась на редкость холодной, а вместе с дождем пробирала до костей, а одеваться еще не хотелось, но приходилось, и телом ты был еще в лете, а тебя уже осень пригвождала к матушке земле, избавляя от глупых фантазий и скрипучего ожидания отпуска. Впрочем, Степан Никодимович Христофоров, директор организации, гордо именуемой Нижне-Вьюганской филармонией, в этом году в отпуск еще не ходил. Он хотел продлить лето, и выбраться где-то в районе ноября в страны с куда как более теплым климатом. Правда, не знал, получится ли. Дела шли в филармонии как-то не слишком живенько. Звезды, даже самые захудалые, в еще более захудалый Нижний Вьюганск не ехали ни за какие коврижки, да и коврижки были в этом городе не такие уж чтобы… А без звезд не заполнить зал. А артистов осталось с Гулькин нос… И что то были за артисты! Даже на гастроли отправлять стыдно. И если бы не старушечьи хоровые коллективы, исполняющие все — от фолка до рока, то стоять