С того самого момента, как Равенна предстала перед Джонасом, он гадал, почему она так выглядит. Черный костюм был явно пошит на заказ, но он висел на ней, как мешок. Она походила на девочку, нарядившуюся в мамины вещи, особенно с короткой стрижкой ежиком, которая акцентировала черты ее лица и подчеркивала большие ангарные глаза.

Однако в ней не было никакой детскости, когда он ласкал ее, она была жаждущей женщиной. И все же она была настолько хрупкой, что это интриговало его. И теперь он понимал почему. Эта уязвимость, которую дополнительно подчеркивал консервативный покрой костюма, намекавшего на траур, была преднамеренной, чтобы разжалобить антиквара. Достаточно было взглянуть на Жискара, буквально пожиравшего ее глазами, чтобы понять, что затея удалась. Она тщательно приготовилась к встрече с французом, чтобы умело сыграть на его эмоциях.

Джонас уже почти не сомневался, что она способна на воровство. Равенна так же расчетлива и опасна, как и ее мать.

Он вспомнил Сильвию: она была столь неприкрыто сексуальной, что походила на мифическую богиню, с ее грудным смехом и плавными изгибами великолепной фигуры. Но дочь была совсем другой. Он прищурился, глядя, как ловко Равенна манипулирует французом.

У нее было удивительное лицо, приковывающее к себе внимание, глаза, в которых можно утонуть, тонкое, изящное тело. Но за всем этим крылось нечто большее. Аура скрытой страстности и острый ум. И это сочетание возводило его на самый примитивный, животный уровень.

Он хотел ее.

Она не нравилась ему, он не восхищался ею. Равенна принадлежала к тому типу женщин, которых он привык презирать. И все же он хотел ее…

Джонас глубоко вздохнул, пытаясь отогнать от себя фантазии об обнаженной Равенне. Этого не должно случиться!

Вместо этого он заставит ее заплатить за то, что она сделала. Он убедится в том, что она понимает ценность тех денег, что она взяла, а когда он покончит с этим, Равенна узнает, что значит тяжело работать. Она погасит свой долг в полном объеме. Ей не удастся сбежать.

Не будет ни полиции, ни суда. Да, он мог бы отдать ее на милость правосудия, но сейчас, увидев ее, прикоснувшись к ней, он захотел куда более личного возмездия. Да, она украла его деньги, но цена нанесенного ему оскорбления куда выше. В конце концов, деньги возместить слишком просто.

Джонас убеждал себя, что его решение не имеет ничего общего с тем, как помутнел его разум от желания, когда он смотрел, как Равенна заигрывает с другим мужчиной. Ему казалось, что она каким-то образом победила в первой схватке, даже если все козыри были у него на руках.

Равенне удалось пробить брешь в стене, которую он когда-то воздвиг вокруг своих эмоций. Он был разочарован, поняв, что она пошла по тому же пути, что и мать, полагаясь на легкие деньги, а не на усердный труд. Джонас ожидал от нее большего. Она словно предала его воспоминания о ней самой.

Его губы изогнулись в презрительной усмешке, когда он обдумывал свое решение. Это было почти альтруизмом с его стороны. Она посмотрит в лицо последствиям своего преступления. Вне зависимости от конечного результата. Джонас с нетерпением ждал момента, чтобы взыскать свой долг.

– Теперь это, – мурлыкал Жискар, – предметы очень высокого класса. – Он остановился напротив шкафа с коллекцией старинной стеклянной посуды.

– Правда? – оживилась Равенна. До сих пор антиквар не увидел чего-то достаточно ценного, чтобы она смогла оплатить долги матери. – Думаете, они ценные?

Равенна особо не надеялась, что Жискар найдет хоть что-то достаточно дорогое, чтобы покрыть сумму, которую Сильвия сняла со счета Джонаса, но она рассчитывала, что средств от продажи хватит хотя бы для того, чтобы покрыть текущую задолженность.

– Мне нужно как следует изучить все предметы, но эта коллекция просто прекрасна. – Он сделал паузу, и волнение отразилось на его лице, когда он взял в руки графин тончайшей работы. – Прекрасная, прекрасная коллекция.

Равенна затаила дыхание, когда он открыл шкаф и потянулся за кубком.

– Боюсь, это не продается.

У нее за спиной раздался низкий голос, и она едва не подпрыгнула на месте от испуга. Равенна даже не заметила, как подошел Джонас.

– Обязательно нужно было подкрадываться? – Равенна тут же пожалела о своих словах, увидев его самодовольную ухмылку.

Вместо ответа, он повернулся к Жискару, осторожно державшему в руках графин.

– Это великолепно, – пробормотал Жискар по-французски.

– Да, так и есть. – Прежде чем Равенна успела его остановить, Джонас взял графин из рук француза и поставил его обратно в шкаф. – Но он не продается.

– Послушай…

– Кажется, твой список неверен, – перебил ее Джонас. Он взял из рук Равенны блокнот с перечнем предметов искусства и вычеркнул несколько позиций. – Содержимое этого шкафа – семейная реликвия, и она принадлежит наследникам моего отца, то есть мне. – Он взглянул в глаза Равенны. – Разве что ты хочешь и их тоже украсть.

– Я ничего не…

– Нет? – ухмыльнулся он.

– Нет. Очень странно, что адвокат твоего отца ничего не сказал о коллекции. Как я поняла из завещания, вся обстановка квартиры теперь принадлежит моей матери.

– Но ее здесь нет, – обманчиво мягко проговорил он. – И адвокаты не смогли с ней связаться.

Равенна покачала головой:

– Она раздавлена горем, она скорбит. Сейчас она просто не в состоянии справиться с текущими делами.

– Именно поэтому она оставила здесь тебя, чтобы ты все распродала?

Равенна закипела от злости. Он говорил с таким презрением, будто она потворствовала воровству. Но ведь она хотела именно этого: чтобы Джонас поверил в то, что она причастна к пропаже денег. Ради мамы.

Равенна едва сдерживала рвущееся наружу бешенство. Она отвела от него взгляд и сделала глубокий вдох, чтобы успокоиться.

– Месье Жискар. – Она виновато улыбнулась антиквару, надеясь замаскировать свое отчаяние. – Положение вещей не столь однозначно, как я думала. Не могли бы вы…

– Разумеется, мадемуазель. – Жискар с явным облегчением ретировался.

– Я перезвоню вам, когда все прояснится.

– Конечно-конечно. – Француз чуть ли не бегом направился к выходу, избегая визуального контакта с Равенной, и простился.

Равенну затрясло от возмущения. Она снова проиграла в своей памяти тот момент, когда Джонас с просчитанной жестокостью говорил о воровстве в присутствии антиквара. Ее резко замутило, и она ухватилась за стену, чтобы не упасть. У нее было неприятное предчувствие, что Джонас Девесон запланировал для нее не только прилюдное унижение.

Он хотел большего. Он жаждал мести.

– Наконец-то он ушел. – Его низкий голос словно обволакивал ее, и Равенна напомнила себе, что с ним надо держать ухо востро.