В прежние времена у Клер в эту пору года не было отбоя от заказов. В октябре она едва ли не каждый день обслуживала какую-нибудь вечеринку. Бэй помнила запах тыквенных пирогов, который стоял в доме Уэверли каждую осень. Клер пекла горы кленовых кексов с начинкой из фиалок и варила море орехового супа с лепестками хризантемы. Но в этом году все иначе. Когда Клер не занималась своими леденцами, она либо разговаривала по телефону, обсуждая леденцы, либо заполняла накладные на леденцы, либо упаковывала леденцы. Звонили ей даже из компаний, желающих купить «Сласти Уэверли». В глазах Бэй Клер, занятая изготовлением леденцов, была чем-то сродни идеальному креслу идеального цвета на идеальном месте в комнате — вот только сделано оно было не из того материала. А когда из общей картины выбивается такая незначительная мелочь, мало кто будет тратить силы на ее исправление.

Заказанные украшения прибыли как раз на этой неделе, так что на последнем заседании комитета предстояло их развесить. Бэй попыталась устроиться на трибуне и сделать домашнее задание, но другие девчонки постоянно дергали ее, спрашивая, что куда вешать, так что Бэй в конце концов убрала учебники и присоединилась к ним. Несколько ребят из футбольной команды — бойфренды или метящие в бойфренды — пришли с клейкой лентой, бечевкой и стремянками, позаимствованными из чулана, и с мужественным видом включились в работу.

Бэй стояла посреди спортивного зала, руководя всем происходящим, и чувствовала себя пластмассовой фигуристкой в снежном шарике, который крутится без остановки. Это было приятно. У нее в голове всегда существовал образ конечного результата, в котором все находилось в точности там, где нужно, и возможность воплотить его в реальную жизнь вызывала у нее трепет.

Когда все вокруг умолкли, она даже не сразу это заметила. Из ноутбука Ривы по-прежнему гремела музыка. Бэй любовалась диско-шаром, подвешенным к стальным балкам под потолком. На него был надет бумажный кожух, прорезанный так, что тени, которые он отбрасывал на стены, походили на темный лес. Вокруг него там и сям свисали с потолка вырезанные из блестящей бумаги летучие мыши, порхающие меж полных лун — шариков из попкорна в целлофановой упаковке, которые можно сорвать с веревочки и съесть. Наконец она с улыбкой повернула голову — и увидела, что весь комитет в полном составе таращится на входную дверь.

Там стоял Джош Мэттисон, и от его плеч исходил дымок, видимый ей одной. Ее рука дернулась к сердцу, но она вовремя спохватилась и сделала вид, как будто собралась почесать шею.

Он тоже, похоже, пребывал в замешательстве, не понимая, почему все затихли. А потом увидел Бэй.

И кой черт ее только дернул написать эту дурацкую записку! Она трудилась над ней несколько недель. Когда в августе, в самый первый день учебного года, она увидела его в школьном коридоре, ей вдруг показалось, что вся кровь в ее жилах разом превратилась в мед. В той записке все это было изложено со всей пылкостью и искренностью, доступной Бэй. Она попыталась описать свои чувства так точно, как только могла, хотя и сомневалась, получилось ли. Она написала, что будет каждый день ждать его после уроков на крыльце школы на тот случай, если он захочет с ней поговорить, — и слово свое держала до сих пор, хотя и так с трудом успевала на работу к тете Клер. Просто ничего не могла с собой поделать.

Как ни забавно, когда она передавала ему записку — на глазах у его друзей, что было ее первой ошибкой, — ей даже в голову не пришло, что он может ей не поверить.

К чести Джоша, он улыбнулся, стоя на пороге.

— А я-то думал, куда все подевались, — произнес он своим низким звучным голосом, похожим на прохладный ручей в темной пещере.

— Мы придем к тебе попозже. — Рива поспешно вышла вперед.

Выглядела она так, будто на ней уже был маскарадный костюм. Она обожала пышные юбки, стянутые на талии цветастыми платками вместо пояса. Глаза у нее были немного раскосые, вносившие в ее внешность какую-то экзотическую, слегка цыганскую нотку, несмотря на бледный англосаксонский колорит. В ней было что-то немного не такое, что делало ее в их тусовке белой вороной; именно на нее чаще всего почему-то ополчались девчонки и бойкотировали ее по загадочным причинам, как это часто бывает в девчачьих компаниях.

— Не хочешь тоже поучаствовать в украшении? — добавила Рива.

Но в этом предложении не было искренности: если бы она хотела, чтобы он тоже участвовал, то позвала бы его раньше. А она не стала его звать. Из-за Бэй. Джош старательно избегал встречаться с ней, и все его друзья это знали. А мнение Джоша для них немало значило. Джош был звездой школьной футбольной команды, вице-президентом своего класса и, по дружному мнению одноклассников, наиболее вероятным кандидатом на самое блестящее будущее из всех, — впрочем, некоторые предполагали, что прогнозы эти основаны исключительно на его фамилии. Но никто из них не умел разглядеть, что за видимостью благополучия, красоты и легкого характера он глубоко несчастен и это сжигает его изнутри.

— Нет, — сказал Джош. — От меня в таких делах толку мало. Я просто посижу и посмотрю.

Все изо всех сил старались вести себя как ни в чем не бывало, пытаясь уважить Джоша и в то же самое время не игнорировать Бэй — видимо, из опасения, что она сбежит и оставит их в затруднительном положении. Она была им нужна. На вечеринку разослали приглашения всем школам округа, так что ударить в грязь лицом было ни в коем случае нельзя. Их вечеринка должна стать самой лучшей, чтобы конкурентам оставалось только завидовать.

Но Бэй никогда бы так не поступила — никогда не сбежала бы от самой себя.

Это было так мучительно неловко, что все, и Бэй в первую очередь, вздохнули с облегчением, когда с украшением было покончено и все разошлись. За Джошем при этом тянулся шлейф гари, который развеивал ветер.

Из школы до дома тети Клер Бэй пришлось добираться в сгущающихся сумерках пешком: из-за заседания она пропустила последний автобус. Бежать, как это она делала обычно, спеша вовремя добраться до дома Уэверли, сегодня не хотелось, и она медленно шла по тротуару. Красные листья хрустели под ногами, она подставляла лицо последним лучам заходящего солнца и думала о Джоше. Когда она представляла себя рядом с ним, она всегда видела снег, так что, может быть, что-нибудь изменится этой зимой. Может быть, нужно просто терпеливо ждать. Бэй давно уже обнаружила: иногда на то, чтобы все встало на свои места, уходит довольно много времени, поэтому ждать она выучилась отлично. Если бы еще не эта тоска, которая временами ощущалась как самая настоящая боль! Никто не предупреждал ее, что это бывает вот так. Удивительно, как при таких условиях кто-то вообще отваживался влюбляться.

— О, привет еще раз!

За этими размышлениями Бэй как раз успела дойти до дома Уэверли. Она остановилась на тротуаре перед домом и обернулась на голос. На другой стороне улицы стоял тот самый незнакомец, которого она видела вчера в сквере в центре города, — пожилой мужчина в сером костюме. Только сегодня он был без чемодана.