– Габриэль.

– Тот, что родился первым?

Жена покачала головой и улыбнулась. Ее забавляло, что муж до сих пор не различает близнецов. Конечно, они были совершенно одинаковые, по крайней мере физически, но Сатен различала в них те крохотные детали, те незначительные особенности, которые, наверное, только мать могла заметить: чуть другая гримаса плачущего малыша, лишняя диссонирующая нотка в смехе, более длинный волосок в брови.

Сероп выпрямился, подошел к столу и открыл ящичек.

– Что ты делаешь? Малыш обиделся и сейчас заплачет, – упрекнула его жена.

– Сейчас вернусь, – ответил он, копаясь в алюминиевой банке, где хранились цветные тесемки для сшивания тапочек. Затем он приблизился к детям, держа в руке две катушки. – Красная – для Микаэля, зеленая – для Габриэля, или как там мы их окрестим в конце концов! – радостно произнес он.

Затем он оторвал по кусочку от каждой катушки, взял ручку одного ребенка и пару раз обвернул тесьму вокруг запястья, затем завязал узелок, наклонился и откусил лишний хвостик. Малыш улыбнулся, явно радуясь новой игре, которую придумал папа.

– Вот так! – сказал Сероп и сделал то же самое с ручкой второго младенца.

– По-твоему, это нормально? – Сатен собралась было возражать, но кто-то позвал ее снаружи.

– Кто там? – спросил Сероп, дав знак жене замолчать.

– Почтальон.

Сероп, отодвинув портьеру, выглянул наружу.

Юноша в форме держал в одной руке коричневую коробку, а другой махнул в знак приветствия.

– Это вы господин Сероп Газарян?

– Да, – прохрипел Сероп, у которого перехватило дыхание от удивления.

– Вам пакет из Америки, господин.

Сероп взял коробку, но почтальон остановил его:

– Минутку, господин. Сначала распишитесь.

– Тогда заходи, а то холодно, – пригласил его Сероп. – Выпей мосхуди, согрейся, – добавил он, наливая в стакан, не дожидаясь ответа.

– Какие красивые малыши, – сказал почтальон, поднимая стакан в знак тоста.

Как только он ушел, муж и жена нетерпеливо развернули пакет довольно внушительных размеров. Когда они открыли его, комнату наполнил чудесный аромат, напоминавший смесь ванилина и шоколада. Сероп глянул на улыбающуюся Сатен, которая нетерпеливо переминалась с ноги на ногу. Тогда он начал вынимать содержимое коробки и складывать все на столе. Сначала появились два элегантных и теплых пальтишка из синей и коричневой шерстяной ткани, потом пара махровых ползунков разного цвета, затем, в тонкой оберточной бумаге, две стопки микроскопического нижнего белья из тончайшего хлопка, на каждого брата. Но это было еще не все, потому что в коробке также лежала шкатулка, обтянутая красным бархатом, с надписью: «Barney’s deluxe chocolates»[12].

Сероп слегка встряхнул ее, и из глубины шкатулки донесся глухой звук.

– Ах, какой запах! – прошептала Сатен, завороженно глядя на шкатулку.

– Подожди, тут еще что-то есть! – воскликнул Сероп, вынимая две банки сгущенного молока и две коробки яичного порошка. Затем он провел рукой по дну коробки, думая, что она уже пуста, но нащупал книгу. – The Daring Young Man on the Flying Trapeze, – прочел он, неправильно произнося слова, – by William Saroyan[13].

Он посмотрел на обложку, на ней был изображен контур мужчины, повисшего на трапеции, в полете. Сероп перелистал книгу несколько секунд, прежде чем положить на стол с явным разочарованием: он не понимал ни слова из текста.

Затем он перевернул коробку вверх дном и потряс. На детскую одежду, разложенную на столе, упал заклеенный конверт. «Для Серопа», – было написано на нем круглым красивым почерком. Он вскрыл его и стал читать письмо:

– Ой, а ведь и правда, почти Рождество, – сказала Сатен, будто только что очнулась от прекрасного сна.

– Да, любимая, – ответил Сероп, обнимая ее и целуя в нос. – С Рождеством!

2

Венеция, 1952 год

Большая группа молодых людей с высоко поднятыми головами энергично шла по мостовой. Она была похожа на темную змею или сороконожку, передвигавшую свои лапки с одинаковой скоростью и в одном и том же направлении. Поднималась на мостики и спускалась, уходила вперед и поворачивала в сторону, но ее форма оставалась неизменной. Никому не позволялось сбиться с шага, отвлечься.

– Мама, смотри! – Маленькая девочка удивленно показала пальчиком.

Мать остановилась. Молодые люди быстро обошли ее, мягко ступая.

– Эти армяне… – проворчала женщина себе под нос, разглядывая каждого, пока они проходили мимо.

Студенты шли колонной по двое. Напомаженные волосы блестели на вечернем солнце. Воротнички рубашек были кипенно-белыми, серые брюки безукоризненно отутюжены, со стрелкой. На бортах синих пиджаков отличного покроя красовалась золотая эмблема.