Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Это почему же!
— Да потому что над Лыбедью нет никакого обрыва. Там густой лес и покатый спуск.
— Да ну? — сомневается Эмма. — А мне сказали, там крутой обрыв.
— Тебя ввели в заблуждение. Это всё сказочки. Может, там, кто и кидается вниз, да только никто ещё не погиб.
— Блин, — с сожалением произносит Эмма, — а я уже так настроилась!
— Ты извини, конечно, но лишать себя жизни из-за какого-то придурка — это бред. Нашла ещё причину! Брось курить — и всё, никаких проблем!
— Но в том-то и дело, что я не могу бросить. Я уже сто раз бросала. А как только у меня стресс, тут же начинаю снова, — она вновь привычно тянется в сумку за сигаретой.
— А у тебя что, сейчас, стресс?
— А ты как думала? — закуривает она. — Только я настроилась идти к этому самому обрыву, а тут такой облом.
Поднявшись на гору, бригадир приказывает чистильщикам:
— Сложить всё сюда и построиться!
Парни тут же складывают свои лопаты, мётлы, пилы и грабли на боковую полку мусоровоза и выстраиваются перед своим командиром. Потирая густые усы, Кожумяка обращается к байкеру Муромскому:
— Это все, Илюша?
— Да.
— А где остальные?
— Выбыли из строя.
— Помнится, год назад вас было в два раза больше.
— Я объехал всех, — отвечает Илья Муромский, — но за это время лишь десять человек остались трезвыми, включая меня и Злого. Остальные не выдержали.
— Ясно.
— Трое пристрастились к пиву, — продолжает отчитываться Муромский, — двое закурили, ещё двое соблазнились дурью, а один увлёкся экстази.
— Да, — недовольно тянет бригадир, — с такими темпами ещё через год в нашем городе не останется ни одного трезвого. А твоя девушка как, Алёша? — вздохнув, обращается он к Поповичу. — Удалось её вернуть на путь истинный?
Злой тяжко вздыхает и, потупив глаза, качает головой.
Стоящий с краю Добрыня разъясняет:
— У них любовный треугольник: он любит её, а она любит сигарету.
— А ты кто такой? Новенький? — замечает его Кожумяка.
— Это Никита, — представляет его Злой. — Из моей школы парень. Но все его у нас Добрыней кличут.
— Добрыней? — удивляется Кожумяка. — Это хорошо, что тебя так кличут. Готов, Добрыня, сразиться с трёхголовым Змеем-дурманом?
— Всегда готов, — добродушно пожимает плечами Добрыня.
— Ну, ладно, — вздыхает Кожумяка, — я думаю, всем ясно, зачем мы сюда собрались?
— Всем, — нестройно отвечает отряд.
— Какая перед вами на сегодня стоит задача? — останавливает бригадир свой взор на Злом.
— Очистить Девичью гору от мусора! — чётко отвечает Злой.
— А ещё? — спрашивает Кожумяка, переведя глаза на Муромского.
— Изгнать с горы всех тёмных, — бодро отвечает Илья. — А также тех, кому претит здоровый образ жизни!
— Именно! — кивает Кожумяка. — Чтобы на нашей горе было так же чисто, как у вас и у меня на голове, — потирает он ладонью свою бритую голову, — чтобы Девичья гора стала зоной, свободной от дурмана.
Кожумяка собирает пальцы в кулак и, приветственно подняв его вверх, заканчивает своё напутствие привычной речёвкой:
— Трезвости?
— Да! — хором отзываются бритоголовые парни.
— Дурману?
— Нет!
— Наркоте?
— Крест! — все парни вздымают вверх свои правые кулаки, на которых чернеет косой крест, как знак отказа от дурмана.
— Бухлу?
— Крест!!
— Табаку?
— Крест!!!
— Жизни — жизнь!
— Смерти — смерть! — глухо отзываются парни и перекрещивают перед собой сжатые в кулаки руки. Со стороны их лысые головы выглядят, как черепа перед скрещёнными костями.
— Не дадим этой трёхглавой гадине одолеть нас! — продолжает напутствие Кожумяка. — Ещё недавно Девичья гора была единственным местом, где её не было. Но теперь Змий дурмана добрался уже и сюда. Очистим гору от него!
— Очистим! — дружно отзываются чистильщики.
— А затем спалим Змия в Майском костре. Но, прежде, — добавляет Кожумяка, — необходимо найти одну девушку. То ли она пропала, непонятно, то ли её похитили. Зовут её Зоя, ей 15 лет, одета она в белое платье. Поэтому задача такая: прочесать всю гору и найти девушку. Ты, Илюша, давай дуй сейчас вперёд, объедь все боковые дорожки. Я поеду по главной.
Муромский встаёт на педали и тут же отъезжает. Кожемякин продолжает:
— А вы чуть повыше рассредоточьтесь вдоль всей дороги. И пойдёте цепью. Гой еси, добры молодцы! В путь!
Взмахом сжатого кулака указав путь, бригадир садится в машину, его помощники в комбинезонах запрыгивают на свои подножки, и оранжевый мусоровоз, взревев мотором, трогается с места. Следом за машиной двумя стройными рядами идут добрые молодцы — чистильщики Горы.
Где-то вдали едва слышно отзывается кукушка. Эмма прислушивается: протяжное «ку-ку» раздаётся всего лишь дважды.
— А это что значит? Что мне два года осталось жить? — задумывается Эмма. — Или два дня? А может быть, два часа? — улыбается она.
— Это значит, что где-то сейчас на гору зашли две ведьмы. Или две язычницы. Кукушка — это птица языческой богини Живы.
Эмма замечает впереди серую ворону, сидящую на нижней ветке граба.
— А ворона тогда кто?
— Это вестница богини смерти…Мары, — улыбается Мария.
— Так вот, что означает твоё имя?
— Да, — вздыхает Мара-Мария.
Ворона не издаёт ни звука, лишь трёт головой своей о ветку.
— Кыш! Кыш! — прогоняет её руками Эмма.
Ворона не двигается с места, лишь широко взмахивает крыльями.
— Это она так приветствует тебя, — стебётся Мара, — идущую на смерть…
Эмма недовольно поводит головой.
— Да, ладно.
— А может, и меня тоже, — добавляет Мара и усмехается своей коронной готической усмешкой, выдыхая беззвучное «ха-ха».
Вдруг, откуда ни возьмись, на проторенной Прямой дороге появляются две собаки. Осмотревшись, они тут же устремляются к девушкам: каждая — по своей колее. Обе чёрные, короткошёрстные и похожие друг на друга, как две капли воды. Видимо, из одного выводка. Приблизившись, псы начинают, рыча, скалить зубы.
Эмма цепенеет от ужаса: мороз пробегает по коже и впивается в неё ледяными иглами. Озлобленные собаки, явно, бродячие, без хозяина, и никого вокруг, кто бы мог девушкам помочь. Ни камня, ни палки под ногами, — один песок! А до ближайшего дерева метров сорок. Странно, что собаки совершенно не гавкали, а только скалили зубы, показывая клыки и всё ближе и ближе подбираясь к ним.