Осмотр поляны не занял много времени. По подсчетам Воронина, здесь погибли по меньшей мере два десятка человек. Время выбелило их кости и привело в негодность оружие, из которого они, судя по количеству гильз, разбросанных там и сям, вели прицельный огонь по наступающему противнику. Наверное, в тот зимний день они действительно нарвались на очень суровых людей. А Петрович, видимо, недооценил своего деда. Похоже, старик был связан с партизанами и вывел немцев прямо к их засаде. И, надо признать, место для внезапного нападения было выбрано идеально. Здесь, на поляне, да еще в зимнюю пору немцы были у партизан, прятавшихся за большим камнем, как на ладони. Скорее всего, старик Белов погиб, и партизаны унесли его тело с собой, дабы похоронить по-человечески. Странно только, что они ничего не сообщили об этом родным. Хотя откуда-то же взялась заметка в районной газете про новгородского Сусанина? Вероятно, органам все-таки удалось выяснить подробности лесного боя, ибо вряд ли сотрудники газеты в те суровые времена стали бы без благословения высших инстанций публиковать такую информацию о человеке, находящемся под подозрением.

– Зови Макса, – сказал Воронин Клыкову, – пусть уж он сам отыщет среди убитых своего дедушку.

С немцем пришел и Петр Сергеевич Бубнов, хранящий на лице приличествующее случаю скорбное выражение. Девушки, видимо, еще спали, и Воронин решил, что это, пожалуй, к лучшему. Светлану, многое пережившую за последние дни, точно следовало уберечь от подобного зрелища. Макс выглядел спокойным, во всяком случае, внешне ничем не выдал своего волнения.

– Надо бы собрать кости в одном месте, – сказал он глухо. – Ну хотя бы возле камня. Я извещу родственников погибших, и мы вывезем их прах в Германию.

Предложение было разумным, и хотя работу по сбору человеческих костей нельзя было назвать приятной, никто из присутствующих от выполнения скорбного долга не уклонился. Подле камня вырыли неглубокую яму, разложили в них кости и присыпали их землей. А подобранные солдатские медальоны Бюлов прихватил с собой. Медальонов насчитали двадцать, столько же было черепов, хотя, по словам Макса, с его дедом было ровно два десятка солдат.

– Но ведь Рильке спасся, – удивился немец.

– Видимо, двадцатый череп принадлежит твоему деду Вернеру фон Бюлову, – предположил Славка.

– Его дед сидит там, за камнем, – возразил Игорь. – Клянусь, я это видел.

Петр Сергеевич удивленно глянул сначала на Игоря, потом перевел прищуренные глаза на Воронина.

– Он что, бредит?

– Сейчас проверим, – пожал плечами Герман.

Трудно сказать, какой силой и в какие времена на эту во всех отношениях чудную поляну забросило этот огромный камень, но если судить по выбитым на нем странным знакам, во времена давние он, похоже, был местом паломничества, а возможно, даже жертвоприношений. Клыков щелкнул несколько раз спуском цифровой фотокамеры, дабы сохранить для потомков языческие заблуждения предков. Воронину эти знаки почти ничего не говорили, ну разве что кроме одного, очень похожего на свастику, лучи которой были, однако, повернуты в другую сторону.

– Солярный крест, – пояснил Клыков, – он известен практически у всех народов, не только арийских.

В диаметре этот огромный валун насчитывал никак не менее двадцати шагов. А весил он такое количество тонн, что практически исключал причастность людей к своему появлению в этих болотистых местах. В лучшем случае, его сюда прикатили циклопы, которые, если верить Гомеру, когда-то жили на грешной земле.

– О великанах упоминал не только Гомер, – наставительно заметил Клыков, – одно из последних свидетельств принадлежит арабскому путешественнику Ахмеду ибн-Фалдану, который в девятьсот двадцать первом – девятьсот двадцать втором годах вместе с посольством багдадского халифа посетил царя волжских булгар, проехав перед тем и по русским владениям. К сожалению, ибн-Фалдану не удалось увидеть великана живым. Незадолго перед приездом араба волосатое чудовище удавили за буйный нрав и негативное влияние на женщин. Тем не менее он видел его труп. По словам посла, одичавшего великана поймали где-то в районе Печоры.

– Ох уж эти мне послы, – усмехнулся Герман, возглавлявший процессию, и вдруг остановился как вкопанный. Игорь не обманул: человек, одетый в немецкую шинель с меховым воротником, действительно сидел, опершись спиной о камень. На голове его была фуражка, а в руках он сжимал пистолет. Глаза офицера были закрыты, но лицо казалось почти живым. Макс удивленно вскрикнул и шагнул вперед. Наверное, это движение было лишним. Лицо офицера вдруг стало расползаться и стекать по воротнику вонючей слизью. И из-под этой слизи проступал оскаленный череп. Шинель на глазах изумленных наблюдателей рассыпалась прахом, обнажая кости скелета, стремительно избавляющегося от гнилого мяса. Зрелище было настолько чудовищным и отвратительным, что Воронин невольно закрыл глаза. К действительности его вернул голос Петра Сергеевича Бубнова:

– Какой кошмар.

На месте, где еще недавно сидел офицер, лежала лишь груда костей, сильно траченных временем.

– Если бы я не видел это собственными глазами, – хрипло проговорил Клыков, – ни за что бы не поверил.

– А я ведь вас предупреждал, – обрел дар речи Игорь. – Василий Иванович его сфотографировал.

– А ты успел? – повернулся к Славке Воронин. Клыков молча протянул товарищу фотоаппарат.

Нет, офицер не был фантомом, его зафиксировали не только мозги Германа Воронина, но и мозги электронные, куда менее подверженные обману, чем человеческие.

– Это был ваш дед? – спросил Бубнов у Макса.

– Да, – твердо отозвался немец. – Это был Вернер фон Бюлов. Я неоднократно видел его изображение на старых фотографиях.

– Будем считать это природным феноменом, которому современная наука пока не может дать объяснение, – примирительно заметил Клыков.

– Так, может, твоя наука даст нам объяснение, откуда здесь взялся лишний череп? – раздраженно спросил у приятеля Воронин.

– Этот череп принадлежит старику Белову, – вздохнул Клыков. – Возможно, партизанам в тот день было не до убитого соотечественника. Возможно, они выносили раненого, и им некогда было хлопотать о мертвых.

– А гильзы где? – не согласился Воронин. – Вокруг камня нет ни одной гильзы, хотя ими усыпана вся поляна.

– Значит, засада была устроена не здесь, – пожал плечами Клыков. – Возможно, партизаны стреляли из-за тех деревьях, возможно, из-за других. Этого нам уже никогда не узнать. Да и не затем мы сюда приехали, чтобы реконструировать картину боя, отгремевшего более шестидесяти лет назад.

Вернер фон Бюлов не все рассказал рейхсфюреру Гиммлеру. В конце концов, есть государственные тайны, а есть тайны семейные, чьи истоки теряются в глубине веков. Кроме всего прочего, Вернеру не хотелось давать лишнюю пищу для слухов. Чего доброго, злые языки нашепчут Гиммлеру, что Бюловы ведут свой род не от немецкого рыцаря Фарлафа, а от славянского боярина Варлава, чей родовой городец Белов был расположен близ устья Эльбы. Положа руку на сердце, Вернер не смог бы утверждать с уверенностью, что в этих слухах ложь, а что правда. Родовой памятью, в отличие от Вейстхора, он не обладал. Зато в архиве фон Бюловых хранились кое-какие бумаги, которые, наверное, следовало показать если не Гиммлеру, то хотя бы штандартенфюреру фон Кнобельсдорфу. Возможно, его бы заинтересовала легенда, бережно передаваемая от отца к сыну в семье фон Бюловых. На бумагу она была записана лишь в шестнадцатом веке, но в ее подлинности Вернер нисколько не сомневался. Ибо у этой легенды было еще и вещественное подтверждение в виде небольшой фигурки черного ворона, сохранившейся с тех времен, которые принято считать незапамятными. В последний раз фон Бюлов держал в руках этот талисман за день до отлета, и сейчас, сидя в холодном салоне транспортного «юнкерса», он вспоминал таинственный блеск древней реликвии и почти физически ощущал исходившее от нее тепло.