Институт, куда я подавал документы, был в Киеве. Но вступительная комиссия в то время находилась в Москве в Центральном аэропорту, куда мне было недалеко добираться – всего каких-то пять троллейбусных остановок от дома. На экзаменах я получил две пятерки и одну тройку – по математике. Общая оценка оказалась вполне достойной, и я уже чувствовал себя новоиспеченным студентом. Но когда на черной доске вывесили список принятых студентов, моего имени среди них не оказалось. Я вновь, и вновь пробегал глазами по списку, думая, что произошло недоразумение и мое имя забыли случайно. В списке значились имена кандидатов со средней оценкой гораздо ниже моей. Но моей фамилии нигде не было.

Медленным шагом прогуливаясь в сторону дома по Ленинградскому проспекту, я думал, что бы это значило. Честно говоря, я не особенно расстроился. Меня никогда не тянуло в небо, тем более работать с радиоприемниками. Поэтому неудача особенно меня не расстраивала, хотя было все же досадно и в то же время непонятно.

Уже какое-то время я казался себе чем-то вроде мяча, которым играют чужие властные руки. С этим пора было свыкаться.

Дома я демонстративно бросил в сторону учебник по математике:

«Все равно я поступлю в Институт кинематографии. Инженер из меня никогда не получится…»

Но мой отец не возмутился моему эмоциональному выпаду.

На следующий день опять появился Иван Иванович. С потупленной головой я пытался объяснить ему, что из его плана ничего не вышло. Получил подножку на математике, о чем сожалею. Но он не выглядел от этого нисколько расстроенным.

«Не вешай голову, юный друг. Это не повод расстраиваться. Конечно, летать – это здорово и заманчиво. Но для тебя еще не все потеряно».

Я глядел на него как на иллюзиониста в цирке. Какой номер он сейчас предложит? Не добавляя никаких слов в мое утешение, он заявил:

«Олег, дорогой, пойдешь работать на почтовый ящик 1303 (так в СССР называли секретные предприятия, Научно-исследовательские институты и Конструкторские бюро). Кстати, Олег, этот п.я. неподалеку от твоего дома и имеет что-то общее с воздухом. Поработаешь там и утвердишься в своих силах. Тогда поглядим дальше».

Иван Иванович прекрасно умел игнорировать настроение своего собеседника. На сей раз, не моргнув глазом, он опять застал меня врасплох. Совершенно спокойно он принялся объяснять мне, где находится этот злополучный почтовый ящик, к кому мне там обращаться и кем я буду работать – техническим рисовальщиком…

Это было немыслимо! На «Мосфильме» у меня могла быть должность ассистента оператора, которая меня удовлетворяла, с перспективой поступить в элитную школу, но меня обязательно хотели запереть на сером «почтовом ящике», усадив за чертежную доску и заставив тупо отсиживать весь рабочий график. Это было невозможно! Я уставился на него:

«Я не расстался с надеждой работать в кино».

«Да? – с удивлением спросил он, будто это было для него новостью и затем продолжая абсолютно официозно: – Итак, Олег Александрович, у нас каждый имеет право выбирать себе профессию на собственное усмотрение. И вы – не исключение. Но я рекомендую вам реально посмотреть на свои возможности. Реально! Думаю, вам понятно, что я имею в виду!»

И чтобы показаться еще серьезнее, он однозначно произнес:

«В Институт кинематографии вас никогда не примут. Это вам абсолютно ясно, или еще требует разъяснений?»

После этого мы опять беседовали как два многолетних друга, хоть и разного возраста. Будучи моложе, я внимательно слушал слова опытного ветерана. Иван Иванович посоветовал мне не бросать спорт и принимать участие в оперативной работе спецотряда. В заключение он добавил, что, возможно, скоро мы вновь увидимся.

«Ты ведь не против наших встреч? – спросил он, наконец, похлопав меня по плечу. – Но помни, ни одна душа не должна узнать об этих встречах».

Для меня навсегда осталось загадкой, кто придумал этот обходной путь через поступление в Институт гражданской авиации. Единственным разумным доступным мне объяснением остается, что кто-то желал досконально проверить мое состояние здоровья до приема на оперативную службу. Я до сих пор уверен, что закрытая медицинская комиссия на стадионе «Динамо» предоставила кому-то возможность провести полную и тщательную оценку моего физического здоровья и проверки на способность перенесения психических нагрузок.

Если на самом деле все было именно так, признаю за некоторыми людьми определенную предприимчивость мысли.

К этому моменту в нашей семье после длительного отсутствия появился мой дядя. Он служил полковником в 9-м управлении КГБ, и вышел на пенсию в чине генерала. 9-е управление отвечало за личную безопасность самых высоких партийных и правительственных лидеров. Находясь рядом с руководством этого Управления, дядя располагал определенным положением и смотрел на всех свысока. Ничего там не менялось до попытки смещения Михаила Горбачева и реорганизации 9-го управления и вывода из органов секретной службы.

Дядя выразил удовлетворение моим устройством в п.я. 1303 и показал удивительное знание моего будущего рабочего места. Разговор шел о конструкторском бюро А. Яковлева, к которому также относилось испытательное предприятие, на котором тестировались конструкторские изобретения. Мне была поручена работа в области конструкций СПК.

Однажды в августе 1961 года я представился в кадровый отдел конструкторского бюро и заполнил подробную анкету, в которой необходимо было указать всех родственников вплоть до прабабушки. «Вас направил Сергей Ильич?», – дружелюбно спросила пожилая женщина, возглавлявшая отдел кадров, принимая мои документы. «Да», – как договаривались, ответил я, не имея никакого представления о том, кто был этот Сергей Ильич. Спустя три дня мне вручили пропуск и разъяснили мои обязанности. Зарплата, целых 50 рублей, оказалась ниже, чем на «Мосфильме».

Так началась моя монотонная многомесячная работа в КБ…

Бюро Яковлева переживало на тот момент тяжелые времена. Многие годы оттуда в авиационную промышленность не поступало никаких инноваций. Яковлев, известный в прошлом любимчик Сталина, и его многотысячный, обширный коллектив, который разработал в 30-е и 40-е годы серию великолепных истребителей, попал в тяжелый кризис. Будучи всего лишь учеником, осваивающим техническое черчение, я тоже смог это почувствовать. Сотрудники работали небрежно, все отдавало застоем и рутиной.

Не могу сказать, что я серьезно над этим задумывался. Конструкторское бюро было всего лишь этапом на моем пути, на котором, как я уже мог предположить, будет еще много удивительного. Меня не особенно перегружали работой. Под предлогом, что мне необходимо в оперативный отряд, я уходил с работы задолго до завершения рабочего дня. Никому не было дела до того, чем я занимаюсь.

Иван Иванович появился только через полгода. Мы опять встретились в элегантном номере на третьем этаже гостиницы «Советская».

Он оглядел меня с головы до ног.

«Помнишь, Олег, о чем мы с тобой говорили?»