Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Ишь какая заботливая», — раздраженно подумал Вадим. А вслух сказал:
— Вам от меня никуда не деться. Это снова я, Вадим Потапович Хворост.
Лиз тоненько засмеялась, а Магда поднялась из-за кустов и двинулась берегу.
— Ну и что это значит? — сурово спросила она. — Ты мозг что, на Земле оставил? Ты что тут разлегся?
— Извини, милейшая Магда, но, если я не ошибаюсь, после перемещения через хоган, моя иммунная система достаточно сильна, чтобы не опасаться простуды. Если ты это имеешь ввиду.
— Ну надо же какой болван. Инфекция тебе точно не грозит. Но ее тут и нет. Зато проморозить кости и жилы совсем несложно. Особого воспаления не будет, но их нытье оценишь в полной мере.
— О-ох, — поморщился Вадим. У него и без того все тело болело. Действительно, полный идиот.
Из-за кустов показалась Лиз в белом платье с шалью в руках:
— Держи, герой, накинь. И не смей больше нас подслушивать.
— Я не подслушивал! А купался… а потом заснул. А вы меня разбудили.
— Скажи спасибо, что разбудили.
— Спасибо.
Девушки внезапно снова залились смехом, словно и не было между ними того тягостного разговора.
— Ты в пещеры или в лагерь сейчас?
— В пещеры.
— Тогда я тебя провожу. Пригляжу, чтобы еще во что-нибудь не вляпался… Не обижайся, мы тут стараемся всегда за новичками приглядывать в первые дни, — предложила Лиз.
— Давайте, поспешите. Ему еще одеться надо. А я пойду, меня там уже заждались… — слабо взмахнув рукой на прощанье, слонолань скрылась за кустами.
Вадим, закутавшись в тонкую, но теплую шаль, вместе с Лиз отправился в Пещеры по довольно утоптанной тропинке.
Некоторое время они шли молча. Вадим чувствовал себя неловко, понимая, что разговаривать о своем двойнике сейчас неуместно, а других тем никак не мог найти. Они заговорили о жизни колонистов. Лиз вначале просто отвечала на вопросы, но постепенно втянулась в разговор.
Она рассказывала о жизни в лагере, а Вадим все искал в ее описаниях возможность показать свою индивидуальность. Он должен, должен вести себя не так как двойник! Заготавливать травы, продымлять опасные растения, разводить костры — да, это был бы замечательный отпуск. Как раз в его духе. Но не три же года подряд! Была опасность, что, втянувшись в эту расслабленную жизнь, он потеряет энергию свершений — ту, которая позволяла ему творить и побеждать. С Ваади, похоже, это и случилось. Рутина засасывает. Значит он должен превратить свою жизнь в разветвляющийся поток, где будет место выбору, но не постоянству. К тому же влюбляться, терять друзей и возлюбленных, как это произошло с двойником ему совсем не хотелось. Он против гибели близких. Да и дальних тоже. Впрочем, когда вокруг тебя всего-навсего двести человек, каждый из них будет близким…
Через полчаса ходьбы, Вадим вдруг почувствовал, что больше не может идти. Боль в мышцах — не только ног, но и спины, плеч, шеи — достигла такой силы, что он взмолился:
— Пожалуйста, давай присядем хоть на минутку, не могу больше идти…
Он с кряхтением опустился на траву, росшую рядом с дорожкой. Лиз резко обернулась, взмахнув светлыми волосами, и рухнула рядом с ним на колени:
— Что случилось? Тебе плохо?
— Мышцы ноют, прости… Эти чертовы эскулапы, у которых я лежал три года, не позаботились о том, чтобы держать меня в тонусе.
От облегчения Лиз вдруг тоненько засмеялась и уронила ему голову на колени. Вадим взвыл. Ему показалось, что кто-то ударил кувалдой по синяку.
— Ой, прости, не сообразила. Зачем же ты ходишь весь день? Отлежался бы. Поверь, тебя бы поняли и не тревожили, у нас ведь тут разные люди прибывают, каждому нужно приспособиться к новой ситуации.
— Нет, если буду лежать, они так и не окрепнут. Лучше увлечься чем-нибудь, чтобы забыть. На пляже, я думал, что после купания уже не встану, так все тело ныло, думал даже до палатки не доползу, хоть и понимал, что ночью должно похолодать, в горах всегда так... Но тут появились вы. И каким-то непостижимым образом я встал и пошел. Благодаря тебе.
— Ой, да ты что. Не мне. Это Магда. Она любого поднимет и погонит, — с веселым воодушевлением ответила Лиз. — Если даже как ваза разбитая разлетелся, она ка-ак рявкнет, так сразу склеишься.
Смех вдруг оборвался. Теперь не слышно было даже ее дыхания. Вадим с усилием поднял руку и погладил ее по голове.
— Прости моего двойника. Мне рассказали, что твой парень из-за него погиб…
Лиз всхлипнула и вдруг уронила голову ему на грудь, разрыдавшись.
— Конечно, конечно, поплачь, — укутывая ее краем шали, сказал Вадим, стараясь не застонать. — Здесь собрались злодеи, которые все смеются и не дают тебе выплакаться. А это очень полезно. Хочешь, поплачем вместе? В два голоса. Это будет справедливо.
Но девушка не отреагировала на его шутку, а лишь теснее вжалась в него лицом, окончательно расклеившись. Всхлипывания были вначале тихими, но потом становились все громче, громче громче…А потом превратились в рыдания.
Вадим не знал, что ему делать. Если бы это была обычная истерика, могла бы помочь пощечина и выплеснутый в лицо стакан воды. Теоретически. Практически у него бы никогда не поднялась рука на женщину. Впрочем, скорее всего, и на мужчину тоже. Даже если бы руки были свободны, а не обхвачены рыдающей девицей.
Вдали послышались веселые голоса. Скорее всего, компания, что прогнала его от берега, закончила плескаться и теперь возвращалась в лагерь. Лиз вдруг замолчала, сжалась в комок, а потому вдруг вскочила, сдернула с плеч Вадима шаль и нырнула в заросли. Еще несколько секунд было слышно как она продирается через кусты. На тропинке показались шесть человек.
— Ой, кто это там в кустах?
— Надеюсь, не Мигель…
— Фу на тебя… Да это новенький… Эй, Вадим, что ли? Мы там твои вещи на пляже нашли, а ты тут в кустах засел.
Компания снова дружно рассмеялась. С величайшим трудом Вадим поднялся.
— Я заблудился. Помогите новичку найти его вещи, — пытаясь попасть в тон и настроение компании, попросил он.
Его тут же подхватили под руки — что было немилосердно, — и потащили к берегу. Там он, наконец, оделся и почувствовал себя немного уверенней. Поблагодарив своих спасателей, он распрощался с ними
