«Мой муж — сверхчеловек. Он любит людей, понимаете? Разных. Всех. Он работает с людьми с синдромом Дауна, с разной степенью инвалидности. Они люди, как и мы с вами. Просто у них другие потребности и желания. Каждый раз, когда он мне рассказывает истории и случаи, связанные с его работой, у него всегда горят глаза. Как же надо так любить то, что ты делаешь! Я восхищаюсь им. У меня даже есть уже свои любимчики среди его „клиентов“», — рассказывает мне Олеся.

Мы с Адри гуляем по тенистому парку. Тут и там в зеленые массивы воткнуты симпатичные домики. Довольно пусто. Иногда встречаются странные парочки, которые идут под ручку. Некоторых везут на коляске. Это еще один подобный институт или общежитие для таких же клиентов. Возле одного из аккуратных домиков сидит мужчина лет сорока, с гавайским ожерельем на шее. Он громко и неразборчиво кричит.

— Это Ханс, — улыбаясь объясняет нам сотрудник «общежития», — он любит сочинять песни и громко их исполнять, да, Ханс?

Тот часто и мелко кивает, пытается улыбнуться на одну сторону скошенным лицом и старательно заводит новую арию…

Заходим в супермаркет на территории. За кассами — тоже явно «клиенты». Они тщательно сканируют покупки, прокатывают карты… За этим наблюдает супервайзер. Один из грузчиков — Нильс — вызывается показать нам магазин. Я ему немного нравлюсь, и он, краснея, приглашает меня в гости.

— Ничего такого, — говорит он, — все приходите…

— Какой ты гостеприимный! К тебе часто приходят гости?

— У меня есть кофемашина, — старательно выговаривает Нильс, — есть каппучино, маккиато, эспрессо…

— Спасибо, Нильс! Мы обязательно придем, — обещаю я.

— Лунго, американо…

— Прости, нам пора уходить.

— Даже кофе без кофеина есть…

Примерно у 440 000 нидерландцев диагностировано то, что здесь называется verstandelijke beperking, то есть задержка в психическом развитии (это значит, что их IQ ниже 70). Из них семьдесят тысяч страдают от тяжелой формы, то есть их IQ не превышает 50.

Колясочников же в стране — примерно полтора миллиона. И они очень активная часть населения, с которой привыкли считаться.

Гуляю с Лерочкой. На деревенском пятачке припаркован передвижной магазинчик со свежей рыбой. К нему бодро подъезжает пожилая женщина на скутмобиле — таком приспособлении для тех, кому трудно передвигаться на своих двоих. Машинка украшена цветами, в корзинке — только что купленные фрукты. Хохочет с продавцом, выбирает свежую рыбку, оплачивает Apple Pay. Рядом притормаживает специальное социальное такси. Из него лихо выкатывается старушка на инвалидном кресле. У нее, к слову, еще и кислородные трубки в носу и баллоны сзади к креслу привинчены. Женщины перекидываются приветствиями и бодренько едут вместе дальше по своим делам.

В нидерландском городе Бреда в 2019 году проверили 800 магазинов и баров на предмет их доступности для всех категорий граждан — и исправили найденные недоработки. А водители общественного транспорта здесь прошли специальный тренинг, чтобы лучше понимать потребности людей в инвалидных колясках. А на безбарьерном пляже Схевенингена можно взять специальные скутеры для езды по песчаному берегу на инвалидной коляске.

«Объединяет всех этих людей то, что им нужна наша помощь и поддержка. Иногда очень значительная, иногда почти незаметная. Кому-то нужно помочь научиться читать и писать. Кто-то не умеет обходиться с деньгами и планировать свою жизнь. И если ребенка (с легкой формой) на первых порах достаточно отправить в специальную школу, то взрослые требуют более интенсивного участия», — объясняет мне Маайке, волонтер в интернате для подростков с задержкой в развитии. Всего в сфере ухода в стране работают около 170 тысяч человек.

Принятая в стране шкала выглядит следующим образом:

легкая форма — IQ 50–55 до 70–75;

средняя форма — IQ 35–40 до 50–55;

тяжелая форма — IQ 20–25 до 35–40;

Особо тяжелая форма — IQ ниже чем 20–25.

В 2017 году правительство потратило около 8 миллиардов евро (это меньше 10 процентов всего бюджета системы здравоохранения) на уход за людьми с различными степенями психических отклонений. В этот же список вошли пациенты с синдромом Дауна. «Дороже всего» обходятся возрастные группы от 20 до 30 и от 50 до 60 лет.

«У моей дочери Ани были как-то спортивные соревнования в поселении, где как раз живут такие ребята, — рассказывает мне подруга Марина. Привезли всех — и совсем тяжелых, и ходячих. И вот один парень-колясочник нарисовал на спилах дерева медали и вручал! Ну как вручал… сидел рядом. Он не мог говорить, но как он радовался! Аня сказала, что это самая ценная ее медаль… А еще мне бросилось в глаза, что работники, которые заботятся о таких пациентах, постоянно с ними шутят, как с равными. У неходячего юноши был приделан к коляске стаканчик с водой, а на нем наклейка „Кому пивка“?».

Узнаю, да. Здесь не отводят глаза, встретив парнишку с ДЦП на улице. Максимум, помогут с коляской или поребриком, но обычно вряд ли, потому что все настолько инклюзивно построено, встроено и подстроено под людей с ограниченными возможностями, что помощь требуется не так уж часто. Нет натужного сочувствия, нет назойливой жалости, но нет и игнора. Люди, отличающиеся от нас, корректно вписаны в жизнь всех остальных без ущерба для чьего-либо достоинства. На неподвижных ногах у колясочника могут быть модные мартенсы, волосы выкрашены в разные цвета, не редкость увидеть и красивые татуировки.

Ладно, скажу другими словами, понятнее. Они тут не убогие. Ясно?

У большинства из них настолько нормальная жизнь, насколько это вообще возможно.

«Решение переехать из России пришло тогда, когда я тщетно пыталась подобрать сыну школу, которая бы устраивала всю нашу семью и не стоила бы при этом баснословных денег. Дело в том, что у нашего ребенка ментальная инвалидность и учебное заведение мы выбирали исходя из многих факторов. В какой-то момент пришло такое отчаяние, что мы приняли решение уехать. Мы уехали ради будущего старшего сына, ради адекватного отношения к его особенностям. Немаловажную роль также сыграли климат и более качественный уровень жизни», — рассказывала героиня статьи «Такие разные истории эмиграции» (опубликовано в медиа TrendZ Europe) Ольга Латышева. Ольга с семьей переехали в Испанию. Но эти слова («за климат» промолчим) можно спокойно отнести и к Нидерландам.

Это, к слову, не только к инвалидам относится. Это, на минуточку, та самая толерантность, которую мы же сами превратили в надоевшее клише. Это принятие очень разных и иногда несовершенных членов общества в разных ситуациях. Это давно искромсанное на лоскутки белое пальто.

«Это моя главная причина остаться тут. Когда вылетали из Пулково и у ребенка на контроле случилась истерика с валянием на полу, то подходили только раздраженные люди и просили убрать ребенка подальше. Когда через 5 часов в аэропорту Схипхола у нее снова случилась истерика на полу, то подошли и просто сказали, если нужна будет вода или пледик, то вы только скажите. Ни одного замечания за полчаса крика…, — пишет мне моя читательница Диана Нестерова. И хоть сейчас возраст тех истерик прошел, но все равно осадок от этого остался. В России могли и пальцем у виска покрутить. А здесь говорят: да гиперактивная, да нужен подход, но какая же она милашка».