о бизнесе. Я стояла рядом с ним в каком-то оцепенении. Просто стояла и смотрела, как он ладонью режет воздух перед собой, и эти воздушные, рожденные им, кубы и трапеции беззвучно и незримо валяться на землю к его ногам.

«Зачем он так жестикулирует? – в каком-то полусне думала я. – «У его ног – сугробы. Он споткнется и упадет…»

Я представила, что на всех улицах высотой по человеческое колено навален этот словно фасованный воздух – плотный и мутно-стеклянный – ванильная нуга, когда слижешь с нее всю сладкую пудру.

– Снова задумалась? Что такое? Ты смотришь так, словно сейчас в моих руках по самурайскому мечу!

– Нет, мечей нет. Пустые руки, – голос у меня был слабый, и медленно произносились слова. – И ладони у тебя ярко-желтые.

Он посмотрел на свои руки, но, конечно, ничего не увидел.

– Ладно, – согласился он. – А почему желтые?

– Цвет беспокойства, тревоги.

– Ага-ага. Ну что ж. Пусть так. Пойдем-ка отсюда, – сказал Доберман, обнимая меня одной рукой за талию.

Мы медленно пошли к выходу из парка. Сначала молчали, но потом Доберман меня остановил, и спросил:

– Юль, я не знаю, как ты ко мне относишься, что ко мне чувствуешь… Мне трудно. Вот скажи, если оценивать твои чувства ко мне по шкале от нуля до единицы, какую ты цифру назовешь?

– А единица – это любовь?

– А единица – это любовь, – подтвердил Доберман.

Я немного помолчала.

– Ноль три.

– Что? Я не понял.

– 0,3. Как маленький бокал пива.

Доберман поднял руку, словно хотел меня ударить, но тут же опустил. Я закрыла уши ладонями, чтобы не слышать, что он говорит, и быстро пошла обратно к празднику, к людям.

28 мая

Встретилась с друзьями.

Миша протянул нам коробку. Мы заглянули. Там были тонкие сигаретки разных цветов – голубые, розовые, черные, желтые.

– Цветные сигареты? Сам сворачивал?

– Да, и красил сам. Но они еще и вкусные. Понюхайте. Э, нет, сначала отгадайте!

– Голубые – с ментолом?

– Да.

– Розовые – с клубникой.

– С марганцовкой, – буркнула Катя.

– А коричневые? С корицей? С шоколадом?

– Желтые – апельсин? Банан?

– А ведь это прелестно, – говорю я, с удовольствием глядя на эти разноцветные табачные палочки.

– Думаю, запустить в массовое производство. Продам идею какой-нибудь табачной фабрике.

– Прелестно. И кто будет их курить?

– Студенты, – ответила Наташа.

– Студенки, – зажмурившись, мечтательно добавил Миша.

– И дети, – сказал Дима.

Мы помолчали. Миша начал кусать губы. Я положила банановую сигарету обратно в коробку. Все сделали также. Миша закрыл коробку. Димка глядел на него сочувственно.

– Ладно, не переживай, – сказал он.

Миша ответил:

– Ничего, все отлично. Будем работать.

Когда я прощалась у метро с подругами, Катя мне тихо сказала:

– Знаешь, что мне сказал Дима? Сказал, что купит тебе к лету газонокосилку, и будет ездить с тобой в солнечные дни не в Тоскану, а на самые симпатичные поля Ленинградской области.

– О-о-о… – протянула я.

– Представь, во что он трансформировал твою мечту? – презрительно, и в то же время шутя, прошипела Наташа. – Как это черство – газонокосилка и Ленинградская область… Человек без сердца.

Катя прикрыла рукой Наташин рот, и за руку потянула ее к входу в метро. Я кивнула им и Мише, поспешившему за ними. Потом ко мне подошел Димка и мы улыбнулись друг другу.

– Дим, а что, в самом деле, летом поедем стричь траву?

– Да, – просто ответил он.

Я наверное в первый раз внимательно всмотрелась в его лицо, глаза – лицо и глаза того, который всегда был рядом. Я смотрела и смотрела на него, и мне все в нем безумно нравилось. В конце концов, я смущенно отвела глаза, подошла ближе и прижалась щекой к его щеке.

Июнь

Захожу в кафе на Владимирском. В то, где мы с Наташей год назад совмещали мартини и дынные дольки. За одним из соседних столиков замечаю Ваню, администратора кафе, выпивающего с тремя привлекательными девицами.

Мне приносят чай и блинчики. Они остывают, а я улыбаюсь своим мыслям. К концу рабочего дня позвонил Димка:

– Жду тебя завтра, ладно? Люблю тебя!

Так и вижу, как он это произносит: четкими, резкими фразами, глядя прямо в глаза.

Я расплачиваюсь у стойки и выхожу из кафе. Пахнет летом. Я оглядываюсь по сторонам и улыбаюсь. Приятно видеть, что все именно так, как и должно быть поздним вечером: мягко сгорают фонари, и по небу несутся – куда? – неясные бесшумные трамваи.

В оформлении обложки использована собственная фотография автора.