– Какой путь? – воскликнула бабка, но, вспомнив, что Плишка спит, стала говорить тише. – Какой путь, мил человек? Он чуть было дух не испустил, только-только начал приходить в себя, а ты его опять угробить пытаешься. Я старалась, лечила – все зря, значит?

– Что ж мне с ним делать? – удивился Эрик. – Не брошу же я его одного в чужом селенье.

Бабка хитро прищурила глаз.

– А ты оставь его у меня...

– Да что ты, бабушка! Как это оставить?

– Да так вот и оставь, – продолжила как ни в чем не бывало старуха. – Ты ведь все равно осенью этим путем возвращаться будешь, вот и заберешь своего молодца живым и здоровым. А до Константинова града он не доедет, в пути помрет.

– Что-то я не пойму, бабушка, тебе-то какой прок в том, чтобы Плишка тут оставался? – недоверчиво косясь на старуху, поинтересовался Эрик. – Или ты много выгоды от меня получить хочешь?

– Гривен не попрошу, не бойся, – обиделась старуха. – А выгоду свою действительно поимею. Слуга твой скоро поправится. Он мужик дюжий, а у меня вон хлев совсем покосился, да и домишко – дунь – развалится. К тому же мужик, он завсегда в доме пригодится. Вот только недавно, кажись, сыночка моего не стало, а гляди, в какую разруху впали...

Эрик слушал дальнейшую болтовню старухи уже в пол-уха. Не по душе ему было оставлять Плишку у чужих людей, на неведомом острове, но куда его тащить, полуживого? На верную гибель? Потому, укрепившись сердцем, Эрик согласился со старухой.

– Права ты, старая, – сказал он наконец, и бабка вдруг улыбнулась, отчего ее морщинистое лицо помолодело лет на двадцать. Эрик подумал, что в молодости старуха была, должно быть, очень красива. Тогда становилось понятно, в кого уродилась такой красавицей внучка.

– Ну вот и ладно, – затараторила бабка. – Ты, милок, не беспокойся, поправится твой слуга, крепче прежнего будет. А ты отправляйся свои дела делать, и тебе пусть счастья прибудет...

– Рано ты меня провожаешь. Перед отъездом я еще загляну, – буркнул Эрик, вновь засомневавшись в своем решении.

– Приходи, приходи, конечно, проститься-то обязательно нужно, – поддакнула бабка. По всему видно было, что она уже представляет себе, как будет выглядеть ее, обновленное руками Плишки, хозяйство.

Эрик кивнул головой и, бросив взгляд на мирно посапывающего Плишку, вышел из дома.

Бодро шагал Эрик по узенькой тропке, сердце полнилось радостью. Выживет Плишка, хоть и не повидает Константинополя. А как мечтал! Ну да ничего, Нюта его живо утешит. Справная девка, что и говорить!

Прошло еще два дня, и наконец караван собрался продолжать свой путь. За это время Эрик не раз и не два посетил хитрую бабку-лекарку. Плишка пребывал в твердом уме и хоть не окреп еще, но бояться за жизнь его уж не приходилось – крепко взялась за него лекарка.

Поначалу он удивился, когда узнал, что ему придется остаться на острове и отрабатывать свое спасение.

– А хозяин как же? – вопрошал он. – Нет, не удержите меня. Хоть загнусь, да рядом с господином.

Но его уговорили, и жарче всех молила его остаться милая Нюта, хозяйкина внучка. Свел их, видно, добрый бог Ладо – глаз не спускал Плишка с девичьего лица, да и Нюта смотрела на него ласково.

Эрик только ухмылялся в усы – не хочет сейчас Плишка хозяина покидать, а потом, может статься, с острова уезжать не захочет. Всяко в мире бывает!

На прощание княжеский посол поманил бабку за собой и, когда вышли из дома, сунул ей кошель со звонкими монетами.

– Зачем нам, милый! – замахала на него бабка. – Туточки, на острове, бляшки эти без надобности.

– Ну ладно, старая, – поразмыслив, согласился Эрик. – Тогда ответь мне на один вопрос.

– Чего это? – насупилась бабка.

– Ты – ведьма?

Бабка засмеялась, как молоденькая.

– Что ты, боярин, какая ж я ведьма! Просто знаю кой-какие травки тайные. Ну ступай, ступай. Ишь, придумал... Ведьма...

Эрик уже углубился в рощу, а все слышал за своей спиной бабкин смех.

На рассвете, чуть затеплилась денница, подняли якоря на лодиях и поставили ветрила. Задул свежий ветер, и лодии, как белые чайки, на упругих парусных крылах, вылетели навстречу Русскому морю.

Опасен был путь по морю, опасней, чем все днепровские пороги. В любой момент могла налететь лютая буря, разбросать лодии, разбить их и выкинуть на берега лишь осколки да бездыханные тела.

Даже если лодия переживала бурю, оставалась стоять на воде – все равно урон ей наносился немалый. А причалишь для починки к берегу – те же печенеги подстерегут, нападут, аки тати, на усталых путешественников. И опомниться не успеешь, а уж неминуема жестокая гибель!

Но были в море свои законы взаимной выручки. Держались все вместе, ссор и распрей не допускали. Если одна лодия к берегу идет, остальные за ней. Не нападали тогда печенеги, или, если вступали в бой, все равно отбиться было легче.

На этот раз Русское море миновали счастливо. Погоды стояли ясные, попутный ветер наполнял паруса. Но не обошлось и без приключений.

Эрик переносил плавание хорошо, видимо, сказывалась кровь извечных мореплавателей-викингов. Некоторые же из путешественников страдали морской болезнью. Хуже всех приходилось несчастному лекарю, который когда-то так бездарно пытался лечить Плишку. Почти весь путь он провел, свесившись за борт лодии, и, должно быть, распугал всю рыбу в Русском море. Выглядел лекарь плохо – он позеленел, глаза запали. Как только налетал легчайший ветерок, валился с ног и призывал на помощь всех богов. Он ни на минуту не находил покоя.

Эрик, сидя на корме, наблюдал его страдания, сжимал пересохшие от морского ветра губы и задавался вопросом: зачем было тащить за собой такого негодного лекаря, которого самого надо лечить всю дорогу?

Всего три раза приставали к берегу за время морского путешествия. Нужно было починить лодьи, добрать пресной водицы, да и люди нуждались в отдыхе после непрерывной качки. В эти короткие часы отдыха Эрик обращался мыслями к Плишке, оставшемуся на берегу. Он был теперь уверен, что поступил правильно – не перенес бы Плишка плавания. Но беспокойство не унималось: как там поправляется верный слуга? Не утруждает ли его бабка непосильным трудом? Но, поразмыслив, Эрик решил, что Плишка сам из кожи вон полезет, лишь бы угодить красавице Нюте.

Временами, когда даже ему, сильному и выносливому, становилось тошно от бесконечного водного пространства, простирающегося вокруг, Эрик начинал испытывать нечто вроде зависти к Плишке. Он-то на берегу, на твердой земле, рядом милая девушка, и единственная опасность, которая ему грозит, так это перетрудиться, поправляя хозяйкин хлев.

Эрик вздыхал и пытался отвести глаза от нестерпимо сияющей на солнце морской глади, но некуда было отвернутся: даже сквозь закрытые веки слепила ядовито-зеленая вода и не было ей ни конца ни краю. К тому ж истощались уже запасы пресной воды.