— Ты должна написать своим друзьям из клана Каддел и попросить, чтобы тебя выкупили.

С минуту она молча на него смотрела; потом, изобразив на губах подобие улыбки, отрицательно покачала головой.

— Это невозможно.

— Так ведь для твоего же блага! — взревел Роб, выйдя из себя. — Неужели ты настолько глупа, что полагаешь, будто нам нравится жить с тобой под одной крышей?

— Неужели ты настолько глуп, что полагаешь, будто Кадделы пожертвуют хотя бы одной золотой монетой, чтобы выкупить совершенно ненужного им человека? Да будет тебе известно, что после смерти мужа Кадделам я стала не нужна, и среди них нет никого, кто заплатил бы за меня хотя бы медный фартинг. Надеюсь, ты знаешь, кто я такая?

— Конечно, знаю. Ты — леди Линдсей, вдова Кеннета Линдсея, племянника Йена Каддела.

— Совершенно верно. Но, потеряв мужа, я потеряла для Кадделов всякую ценность. Моему отцу я тоже не нужна, он отказался предоставить в мое распоряжение даже жалкую ферму, чтобы мне было где жить в том случае, если бы я вернулась на родину. И с тех пор я у Кадделов словно камень на шее. Только малютка Мейри питает ко мне теплые чувства.

Все это было сказано спокойным голосом, без жалоб и упреков в чей-либо адрес. Простая констатация фактов — не более.

Выслушав женщину, Роб нахмурился.

— Быть может, тебя выкупит кто-нибудь из твоей собственной семьи?

— Разве что из соображений семейной чести? Впрочем, вдовая дочь, к тому же бездетная, без всяких средств к существованию, — обуза даже для самых близких людей.

В какой-то миг Роб уловил в ее голосе горечь, однако она тут же бесследно исчезла.

— Тебе все же придется попросить у отца денег, — стоял на своем Роб.

— Не стану я ничего ни у кого просить, — ответила женщина и, помолчав, негромко добавила: — Не хочу унижаться.

— Но отдаешь ли ты себе отчет в том, гордая леди, что твоя судьба отныне может стать весьма неопределенной?

— Она и была такой — задолго до того, как люди из вашего клана выкрали меня и Мейри из замка Каддел. И не тешь себя понапрасну надеждой, что, если ты пошлешь письмо моему отцу, расписав в самых мрачных тонах мое нынешнее положение, он раскошелится. Мой папаша не из тех, кого можно взять на жалость или испуг.

— Ты, как я понял, вся в папашу, — произнес Роб, размышляя над перспективами дальнейшего пребывания вдовы Линдсей в замке Лохви. Было ясно, что такую женщину принудить к чему-либо или застращать очень непросто.

— Судьба редко бывала ко мне благосклонна, поэтому я поступала не сообразно своим желаниям, а так, как должно.

— Так ты напишешь письмо или нет? С минуту подумав, она тихо ответила: — Нет.

— Нет? — Роб подступал к ней все ближе, используя свой рост и телесную мощь как своеобразное средство устрашения. — Ты не в том положении, чтобы мне перечить.

Щетка для волос, которую она сжимала в руке, задрожала, но взгляд остался прямым и твердым.

— У меня нет другого выхода, сэр.

— Ты рискнешь своей свободой из-за какой-то прихоти?

— Это не прихоть. — Он подошел к ней вплотную. Их разделял какой-то дюйм. Она с шумом втянула в себя воздух, но не отступила ни на шаг. — Мейри я не оставлю.

— Мейри? Девчонку, что ли? Мы ей дурного не желаем.

— Ну разумеется. Вы хотите ей только добра. Именно по этой причине вы выкрали ее из отчего дома, верно?

Роб нахмурился.

— Ирония здесь неуместна.

— А твои глупые рассуждения — тем более.

— Глупые?!

— Какие же еще? Неужели ты и впрямь думаешь, что я могу оставить ребенка на попечение таких жестоких и грубых людей, как ты? Ведь Мейри для вас прежде всего товар, который вы хотите повыгоднее продать. Нет, я не брошу ее, не лишу своей помощи и участия!

— Она здесь в безопасности, — процедил Роб сквозь зубы.

— Считалось, что в замке Каддел она тоже в безопасности, тем не менее мы оказались здесь. Твои братья тоже считали, что они в безопасности, но их печальная судьба всем известна. И если твой отец не сумел сберечь даже свою плоть и кровь, сможет ли он защитить чужого ребенка?

Напоминание о братьях ожгло его как огнем. Но он вынужден был признать, что в ее словах много правды. Тем не менее напряжение все росло.

— Миледи ступила на опасную почву, — заявил Роб.

— Я привыкла ходить по зыбучим пескам, сэр. Но я не настолько глупа, чтобы строить на них дом.

— Не понимаю, о чем ты.

— Я не привыкла верить пустым обещаниям. Мужчины дают клятвы лишь для того, чтобы их нарушать. Они много разглагольствуют о чести, но этими разглагольствованиями чаще всего прикрывают ложь. У меня нет никаких оснований доверять тебе, сэр.

— Я не сказал тебе ни слова лжи.

— Еще одна ложь.

Выпитое виски и вызывающее поведение заложницы привели Роба в бешенство.

— Когда же я солгал тебе в первый раз?

— Когда сказал, что Мейри в безопасности. Как известно, заложникам всегда грозит опасность. А Мейри — заложница.

— Ты не вправе распоряжаться судьбой заложников. Я тоже. Могу сказать одно: коль скоро девочка попала к нам, у нас она и останется. А вот твоя судьба пока не решена.

— Я — единственный человек, которого Мейри знает в этом мрачном замке. Ведь она совсем еще дитя. Я готова на все, только бы нас не разлучали.

— Так ли это?

— Да. — Она запрокинула голову и сурово сжала губы. — Но я не стану писать никаких писем.

Настало время указать ей ее место. Пусть знает, что она целиком в его власти.

— Ты говорила о том, чего не станешь делать. Остается выяснить, на что ты готова, чтобы остаться с ребенком.

Он явно насмехался над ней, хотел показать, что в этих стенах любые ее требования ничего не стоят. Однако она восприняла его слова совершенно серьезно.

— Я готова на все, чего бы от меня ни потребовали.

— Неужели на все? — Роб удивленно выгнул бровь. Нет, эта леди отнюдь не умна, коль скоро выдает такие авансы. Он ухмыльнулся. — Как ты понимаешь, леди Линдсей, эти твои слова можно толковать по-разному.

— Толкуй, как тебе заблагорассудится.

Роб перестал улыбаться и внимательно посмотрел на женщину. От нее исходил тонкий аромат, которого он прежде не замечал. Он находился от нее так близко, что рассмотрел золотистые вкрапления в радужной оболочке ее изумрудных глаз. Завороженный кошачьим взглядом этой женщины, Роб сам не заметил, как протянул к ней руку и коснулся ее золотистых, цвета пшеничных колосьев волос, которые оказались мягче, нежели он ожидал. Сжав золотистую прядку в кулаке, он медленно опустил руку. Шелковистые волосы заскользили у него в ладони; это нежное прикосновение ласкало кожу и зажигало огонь в крови. Она молча смотрела на него снизу вверх. Видно было, что ее снедало беспокойство, об этом свидетельствовало частое биение пульса у нее на шее. Полыхавшее в жаровне пламя бросало неяркие отсветы на ее черты, окрашивая в золотистые и алые тона высокие скулы, горделивые арки бровей и мраморный, без единой морщинки лоб. Глядя на ее выступающие скулы и несколько запавшие щеки, Роб подумал, что светловолосая леди из замка Каддел не только глуповата, но еще и костлява. Когда он положил руки на ее хрупкие плечи, она попыталась было запротестовать, но Роб, желая подавить протест в зародыше, бросил: