Николай… он пытался добиться ответа. Сначала не понял, кажется, почему она молчит, но не упустил шанса и начал говорить… Обо всем: о погоде за окном, о котировке цен на зерно, которыми Леся абсолютно никогда не интересовалась, о политике, которая его забавляла, скорее…

Смог удивить этим. Леся выросла в семье, где политическая власть считалась самой желанной целью, а Николай так иронично обо всем, происходящем в партии, отзывался.

Поразительно упорный и настойчивый мужчина. И его не смутило то, что она так ни слова и не сказала за три дня. Николай за двоих словно бы продолжал говорить, будто ему и слышать ее дыхание сейчас было достаточно.

И это пугало: то, как чутко и четко он ее улавливал, словно считывая; то, что Леся стала ждать эти звонки; то, что сама уже хотела слышать голос Гончаренко… Именно теперь, когда у Леси появился шанс все изменить, получив ту жизнь, о которой мечтала с четырнадцати! Пугало…

А Николай как в голову ее умудрялся забраться через телефонную связь, даже одностороннюю. Сегодня он, вообще, зачем-то принялся угадывать, любит она больше кофе или чай? Вот для чего ему это?! Леся совершенно понять не могла! Как и того, каким чертовым образом он сделал вывод, что она кофе отдает предпочтение?! По тембру дыхания, что ли? Серьезно?!

Но ведь не ошибся…

Хотя, ладно, это статистически легче предположить, наверное. Но как он понял, что она брауни из десертов любит, вот что у Лесе в голове не укладывалось?! Чертов Копперфильд!



И его способность по изменению ритма ее молчания (а бывает так?) мысли читать, заставляла испытывать непривычную и неясную тревогу, чувство утраты контроля над происходящим.

Впрочем, сейчас не время и о Николае думать!

Даже несмотря на то, что эти звонки и мысли о нем вдруг превратились в нежданную и очень комфортную отдушину. Убежище хотя бы в ее голове, где Леся могла спрятаться и дыхание перевести… беспрестанно напоминая себе, что все лишь иллюзия, и поддаваться очарованию и напору этого мужчины она права не имеет. Глупо рисковать единственным шансом в жизни все изменить из-за того, чьих мотивов понять не в состоянии.

Ей пора самой ему позвонить и… оборвать. Просто потребовать, чтобы он перестал звонить. И Леся так сделает. Обязательно… Завтра. Пусть пока и не представляла, каким образом найдет для этого силы.

— Зачем ты звонишь мне? — это был слишком сложный день.

Впервые после того разговора, когда умерли родители ответила Николаю, не просто вызов приняв.

Что-то надсадно вибрировало внутри, требуя выхода… А как этого добиться, как ослабить давление за грудиной — не могла понять.

Думала, после похорон станет легче… но, наоборот, прошло еще два дня, а Лесю только сильнее сжимало, спрессовывало неясным напряжением. Она словно задыхалась в своем окружении, среди людей, которых знала годами с неизменными отстраненными и чужими лицами-масками. Улыбаются с четко отрепетированной грустью, а у каждого в голове явно счетчик того, сколько ей в наследство теперь осталось? И будет ли теперь муж на место тестя метить? И что же там случилось такое, что жена застрелила Авраменко?

А Лесю эти улыбки, как сдвигающиеся стены в какой-то подземной ловушке, сжимают до удушья. На грани, на самом пределе последних сил.

И только с Верой, которую отпустили к ней на похороны, как-то дыхание перевела. Поддержка подруги помогла держать себя в руках и помнить о том, что у всего ее притворства и этого действа есть цель… о которой Вере она не говорила, кстати. Даже ей не решилась рассказать ни о Шусте, ни о своем плане, ни о Николае… Хотя ведь действительно искренне подругой считала. Но риск раскрытия заставлял молчать.

А остальных… Никого видеть и слышать не хотела, никому не отвечала, молча кивая на все соболезнования и улыбаясь точно так наигранно, как они. Отстраненно, бессмысленно.

Но Николай… С этим мужчиной все по-другому. И именно сегодня его звонок добил ее выдержку.

Сама не знала почему. Однако он становился ей настолько нужным, что это дико, до ледяной дрожи в позвонках, пугало Лесю незнакомым чувством потребности в поддержке мужчины.

— Тебе сейчас точно стоит с кем-то разговаривать, моя девочка. А не похоже, чтобы было с кем. Так почему я не могу позаботиться о тебе? — Николай, казалось, совершенно спокойно отнесся к ее напряженному, даже визгливому тону.

Только Лесю это, вопреки здравому смыслу, лишь подстегнуло. Нервы ни к черту! Наверное, такой и есть срыв…

Но может ли это служить оправданием ее истерики? Понятия не имела. Никогда раньше срывов с ней не случалось, не позволили бы, так что анализировать сейчас не могла. И почему сорвалась именно с ним? Стала ли она подсознательно ощущать себя в безопасности с Николаем после всех этих его звонков и разговоров?

Одна лишь вероятность, что ответ «да», пугала до спазма в горле.

— И ты самостоятельно решил взять и присвоить эту роль себе?! Как самонадеянно и нагло, Николай! — огрызнулась зачем-то. Всегда, когда нервничала или боялась, прикрывалась высокопарной, до скрипа зубов, вежливостью.

Было невероятно сложно признать, что ей в самом деле необходима его поддержка… Это как нараспашку все в себе на всеобщее обозрение выставить. Все равно что голой по улице пройти… Ощущала себя маленькой девочкой, которая до ужаса на ручки хочет к близкому и любящему человеку, только ведь с детства и усвоила, что таких нет. Разве что мама… Но той и самой всегда помощь была нужна.

А Николай… будто не понимая, что будит в ней эти чертовы потребности, с которыми Леся справляться не умеет, внося раздрай и тревогу в сознание, ослабляя ее, звонил и звонил!..

— Ты не думал, что если бы я хотела с тобой говорить, то говорила бы?! — хмыкнула с ледяной надменностью в голосе…

Хорошо, он не видит, как она себе уже кожу расцарапала за эти дни, вдавливает ногти, что есть сил. И сейчас давит… потому что ее трясет, и сама не понимает, почему именно такое с языка рвется? Злится на него очень… потому что он слишком нужным для нее становится.

— А ты и говоришь, — чуть саркастично хмыкнул в ответ мужчина. — Заметила?

Черт! Он был прав — она говорила… Лесю аж передернуло от этого.

— Потому что ты все время мне звонишь! — снова прозвучало с упреком.

— Так это не мешало тебе успешно молчать неделю, считай, — он будто специально ее подзуживал!

Хотя, конечно, будь она сейчас спокойней, поняла бы, что мужчина просто давал ей возможность выговориться, радуясь, что Леся стала отвечать. Но в тот момент…

— Так и понял бы, что я с тобой говорить не желаю! Мне не надо ни твоя помощь, ни твои разговоры, ни эти дурацкие угадайки! Я не хочу разговаривать, ясно?! И помощи твоей не хочу! Прекращай делать вид, словно понимаешь или знаешь меня! Или что я для тебя особенная!