Невероятное влечение - Бренда Джойс

Посвящается Сью Бол, одной из самых великодушных и заботливых личностей, которых я когда либо знала. Выражаю ей свою искреннюю благодарность за многие годы доброты, дружбы и поддержки по отношению ко мне и моей семье.

В глаза ударил яркий свет, и озадаченная Александра помедлила, не решаясь войти.

— Александра?.. — шепотом позвала ее с кровати мать.

Стены в комнате украшали золотисто бордовые обои, два окна спальни скрывались за мрачными портьерами. Комод из дорогого темного красного дерева был под стать кровати, а цвет постельного белья повторял теплые тона обоев. Единственное кресло в комнате тоже было насыщенно красным. Несмотря на мрачноватую обстановку спальни, сильный свет чуть не ослепил Александру.

— Я здесь, мама, — прошептала она в ответ.

И тут же поспешила к кровати, понимая, что медлить нельзя — ее мать Элизабет Болтон была при смерти и могла не дотянуть до следующей ночи. Она угасала с каждой секундой, пожираемая раком. До сей поры Александре удавалось сдерживать слезы. Она не плакала ни разу, даже когда отец сообщил ей о страшной, смертельной болезни матери. Неожиданностью это известие не стало: на протяжении многих месяцев Элизабет чахла на глазах Александры и ее младших сестер. Семнадцатилетняя Александра была самой старшей дочерью, и сейчас, в момент кризиса, именно ей предстояло сплотить семью.

Александра бросилась к матери, почувствовала, как сердце сжалось при взгляде на изможденные, неузнаваемые лицо и фигуру матери. Когда то Элизабет казалась такой красивой, такой веселой, такой энергичной… Ей было всего тридцать восемь, но сейчас она выглядела на все девяносто.

Александра села рядом с матерью, взяла ее исхудавшие, слабые руки.

— Отец сказал, что ты хотела видеть меня, мама. Что я могу для тебя сделать? Дать тебе глоток воды?

Элизабет слабо улыбнулась. Распростертая на просторной кровати, среди многочисленных подушек и одеял ее истаявшая фигурка казалась совсем маленькой.

— Ангелы, — одними губами произнесла она. — Ты видишь их?

Александра почувствовала, как подступают горькие слезы, и яростно захлопала ресницами. Мать отчаянно нуждалась в ней, точно так же, как две сестры, которым всего лишь семь и девять. Она была нужна и отцу, который заперся в кабинете со своим неразлучным другом — джином. Но только сейчас Александра в полной мере осознала, почему в комнате так странно светло и столь же непривычно тепло.

— Я их не вижу, но могу чувствовать, — ответила она матери. — Тебе страшно?

Элизабет слегка покачала головой и чуть сильнее, насколько хватило сил, сжала ее руки.

— Я… не хочу уходить, Александра. Девочки… такие маленькие…

Разбирать слова матери было тяжело, и Александра наклонилась ближе, к самому ее лицу.

— Мы не хотим, чтобы ты оставляла нас, но теперь ты будешь с ангелами, мама. — Она выдавила из себя подобие улыбки. — Я позабочусь об Оливии и Кори, тебе не стоит волноваться. Я позабочусь и об отце тоже.

— Пообещай мне… милая… Пообещай.

Александра прижалась щекой к костлявому лицу матери.

— Я обещаю. Ты сделала для нашей семьи все, что было в твоих силах, ты была ее путеводным светом, фундаментом и якорем, теперь настал мой черед сделать все возможное для отца и девочек. У нас все будет прекрасно. У них все будет прекрасно, — попыталась она убедить умирающую, хотя точно знала, что ничто в этой семье уже не будет так прекрасно, как прежде.

— Я горжусь тобой… — прошептала Элизабет.

Дочь выпрямилась, и теперь они могли смотреть друг другу в глаза. Александра была самым старшим, первым ребенком, годы разделяли ее и двух ее младших сестер, и она всегда была неразлучна с матерью. Элизабет научила ее, как вести домашнее хозяйство, как принимать гостей и одеваться для чаепития или бала. Под ее руководством Александра освоила, как печь печенье с корицей и готовить лимонад. Элизабет показала дочери, как улыбаться, даже когда расстроена, и как вести себя добродетельно, достойно — всегда, независимо от обстоятельств. Именно мать явила ей истинную силу любви, семьи, усердия и уважения.

Александра знала, что мать гордилась ею. Знала это так же точно, как и то, что просто не в состоянии вынести этот последний, прощальный момент.

— Не беспокойся о девочках и об отце. Я о них позабочусь.

— Я знаю. — Элизабет печально улыбнулась и затихла.

Александра стала задыхаться, она ловила воздух ртом, чувствуя, как острая боль пронзает душу. Так долго сдерживаемые слезы хлынули из глаз, несмотря на все ее усилия. Она еще крепче сжала руки матери и легла рядом с ней, уже тоскуя без нее — сильно, глубоко… Боль казалась нестерпимой — в состоянии этого безграничного горя и нашел Александру ее жених, Оуэн.

— Александра. — Он с нежностью помог ей подняться.

Она перехватила встревоженный, испытующий взгляд любимого и разрешила ему увести себя из этой комнаты смерти. Теперь там было темно и мрачно — теплый свет погас навеки. В холле Оуэн долго держал ее в объятиях. Александра позволила ему это, чувствуя, как боль утраты терзает сердце.

Но она твердо знала, что должна делать. Оуэн был ее лучшим другом, ее первой и единственной настоящей любовью, но теперь все это не имело ровным счетом никакого значения.

— Почему ты так на меня смотришь? — спросил Оуэн, и его глаза удивленно распахнулись.

Александра погладила жениха по щеке.

— Я люблю тебя, Оуэн.

Он встревожился еще больше:

— Ты просто в шоке… Что ж, пришло время горевать.

Александра задумчиво покачала головой.

— Я не могу выйти за тебя замуж, Оуэн. Я пообещала маме позаботиться о нашей семье и сдержу слово. Моя жизнь больше мне не принадлежит. Я не могу выйти за тебя замуж, не могу быть твоей женой или матерью твоих детей. Я не могу. Я должна позаботиться о сестрах, — твердо сказала она, осознав в этот момент, что говорит истинную правду. Новый резкий поворот жизни буквально сокрушил ее.

— Александра! — воскликнул Оуэн. — Позволь себе этот горестный траур. Я буду ждать. Я люблю тебя, и мы пройдем через этот нелегкий период вместе.

Но Александра отстранилась — это был самый тягостный поступок из всех, которые она когда либо совершала.

— Нет, Оуэн. Все изменилось. Я нужна Кори и Оливии, а еще отцу.

— Я буду ждать тебя, — упорствовал возлюбленный, и слезы сверкнули на его ресницах.

Но отныне выбора просто не было. Александре предстояло сплотить семью, независимо от того, каких жертв это от нее потребует.

— Прощай, Оуэн, — обреченно произнесла она.