— Вы можете сделать со мной все, что угодно. Но вы не услышите «да».

— «Да» услышать очень легко. Вам просто неведомо, на что способна пытка. А наш повелитель достиг в этом искусстве абсолютного совершенства. Однако в нашем случает пытка не сработает, здесь требуется искреннее «да», идущее от сердца. Поэтому вы сами мне доверитесь.

— Доверюсь? Вам, Игнавус? — холодно произнесла девушка. — Это невозможно. Вы убили мою мать.

— Нам пришлось действовать на грани разоблачения, когда Рап получил от вселенского древа один корень. От него мы узнали о вашем даре, Серафима.

— О каком даре? — дрожащим голосом спросила девушка.

Игнавус ухмыльнулся. И не ответил.

— С того момента, когда дым сожженного корня Иггдрасиль указал на ваши способности, ваша судьба связана с Бездной. Узнав об этом, я отправился в усадьбу на озере Заболонь. Я знал, что ваш отец в Батиге, а Фрея на церемонии в Храме Десигнатора. Вы должны были остаться в усадьбе одна. Я пришел через зеркало, которое сам подарил еще вашему прапрадеду. Но вместо вас в усадьбе оказалась Фрея… Ваша мать тоже умная женщина, она сразу обо всем догадалась. Мне пришлось напоить ее водой из озера Заболонь. Видит Провидение, я не хотел ее смерти! Но она не должна была знать, кто я, пока наши войска не начали наступление.

— Значит, охота в храме велась не за ихором?

— Ихор? Искрящаяся туфта! На что он способен? Даже кровь Рапа сильнее вашего ихора. Не говоря уже о крови самого Повелителя! Нет, мне нужны были вы. И если бы не мои тупоголовые помощники, которые вместо того, чтобы сопровождать, не набросились на вас в коридорах — Серафима Морталес уже спускалась бы в Хель. А ваш ихор… он даже не сможет принять нужной для мести формы!

— Ихор принял форму меча, и этот меч уничтожит вас! — Серафима произнесла эти слова в запале, и лишь потом сообразила, что, наверное, сказала лишнее.

Но Игнавус отнесся к этому сообщению с пренебрежением:

— Не смешите меня. Ваш бог был слаб, поэтому и умер. Его кровь тоже слаба. Что сможет сделать этот меч? Будет вызывать в хозяине ностальгию и благоговение? У-у-у… Мне уже страшно, а Рап Бессмертный и вовсе трепещет!

— Я устала от вас, Игнавус. Либо убейте меня, либо уходите!

— Что ж, поговорим о более интересных вещах.

— Мне не о чем с вами говорить!

— Правда? А если я могу помочь вам встретиться с матерью?

Серафима почувствовала внезапную слабость. Она коснулась бровей, чтобы скрыть подступающие слезы. Нельзя, чтобы сенобит обнаружил ее слабость.

— Уходите.

Он шагнул к ней, и ее окатило холодом.

— Вы думаете, что ваша мама мертва, — произнес демон, — но это не так. Она жива. Просто находится сейчас в иной плоскости мира. И я помогу вам, Серафима, встретиться с ней.

— Отстаньте от меня, — сказала она, не чувствуя уверенности в своих словах.

— Зачем же скрывать тоску по матери? Я уверяю, что приведу ее. — Он протянул к девушке мертвую ладонь.

— Нет.

— Но вы ведь желаете встретиться с ней?

— Нет.

Рука Игнавуса тянулась к ее шее, и озноб становился все более сильным.

— Вы желаете увидеть ее хотя бы раз, хоть краешком глаза. Правда, Серафима?

— Идите прочь!

Рука коснулась ее шеи, и в тот же миг Серафиму пронзил электрический разряд. Она ожидала от этого прикосновения страха, удушья, может быть немедленной смерти. Но вместо этого…

Вместо этого она почувствовала мягкую добрую руку, которая ласково провела по шее и забралась под волосы. И она не могла не узнать этого прикосновения. Млея, девушка ласкалась к руке, из уст вырвался стон. Хотелось, чтобы рука не останавливалась и продолжала ее ласкать.

И вот уже щеки коснулись язвенные губы сенобита, но Серафима не чувствовала отвращения. Наоборот, она ощутила тот самый поцелуй, который подарила ей перед расставанием мама.

— Ты ведь хочешь встретиться с ней? — вкрадчиво спросил обольститель, наблюдая, как девушка ласкается о его ладонь.

— Да, — проронила Серафима.

— Ты желаешь увидеть ее, вспомнить о прошлых временах, рассказать о том, что случилось с тобой.

— Да, да!!

Трость в руке Игнавуса ожила. Она потеряла твердость и намоталась на его запястье, змеиная голова скользнула в ладонь. Мария проснулась, темные влажные глаза открылись. И распахнулась пасть с ядовитыми зубами-иглами.

— Серафима Морталес, ты хочешь спуститься в Хель, чтобы встретиться со своей матерью? — официальным тоном произнес демон.

— Да!

— Ты хочешь умереть через пытки, чтобы предстать перед Повелителем Мрака?

— Да, да!! — с раздражением ответила она. — Не медлите же, ну!

Змеиный рот нежно, словно в глубоком поцелуе, обхватил девичью шею. Клыки вошли в вену, яд проник в кровь, Серафима задрожала всем телом от сладостного возбуждения. А рука мертвеца продолжала скользить по ее шее, по груди. Мертвые губы целовали лицо.

Довольный собой демон отнял от девушки голову змеи.

— Все прекрасно, моя дорогая Невеста. Все прекрасно. Теперь возврата нет.

После того как сенобит ушел, дверь осталась открытой. Чувствуя слабость во всем теле, Серафима лежала на полу и смотрела на светлый треугольный проем. Немного кружилась голова. Она нащупала в ямочке возле гортани два твердых бугорка, оставшихся от укуса. Прикосновение к ним вызывало жжение, которое распространялось на плечи и грудь.

Что с ней произошло? Минутная слабость, которой воспользовался сенобит. Она еще может мыслить, рассуждать, но вскоре все закончится, и сиятельная дочь Морталес больше не сможет называть себя наследницей великих предков. Сдавшись врагу, она предала славную кровь Великой Семьи. Как же она будет называть себя? Наместницей Бездны в мире людей. Королевой Мрака.

Невестой Зверя. Ее передернуло от отвращения. Издалека, из глубин мозга медленно подступала сонливость. Чтобы не позволить ей завладеть собой, Серафима заставила себя подняться. Некоторое время она, покачиваясь, стояла возле открытой двери, не решаясь покидать мрачную камеру-пирамиду. Но снаружи было больше света. Поэтому она сделала шаг — один крохотный шаг — и переступила порог.

Она шла по пустым коридорам, с ленивым удивлением разглядывая необычные интерьеры, изобилующие острыми углами, треугольниками и пирамидами. По стенам змеились мрачные узоры, похожие на траурные ленты. Во всем проглядывался след чужой культуры, а скорее — религии.

При виде человеческой дочери, бледной, усталой, движущейся по палубе, точно призрак, несколько попавшихся на пути орков падали на колени и утыкались в пол. Они не смели поднять мерзких ликов, пока она не проходила мимо. А она могла пройти куда угодно, и никто не мог ей воспрепятствовать.