— Я никогда не видел Венеру на колесе. Я думал, что на колесе изображают только богиню Фортуну, — сказал я.

— А Венера и есть Фортуна, — ухмыльнувшись, ответил мне Гней Эдий.

— То есть как это?

И Вардий принялся объяснять. Подойдя к алтарю, украшенному двумя позолоченными рогами, он стал разжигать на нем ладан и попутно мне объяснял, что римляне долгое время не знали Венеры; они поклонялись Юпитеру, небесному богу, Янусу, богу дома, Сатурну, богу сева, Церере, богине роста, Фавну, богу лесов, Марсу, воителю и защитнику общины, Термину, стражу межевых камней, а Венеры не знали. Венера прибыла с Энеем и сначала обосновалась в Сицилии, на горе Эрикс. В Риме она появилась только во время Второй Пунической войны. И сразу же стала расти ее слава. Сначала она потеснила Юнону и стала богиней честных браков. Затем у Фортуны отобрала любвеобильных женщин и стала называться Фортуной мужчин. Сулла избрал ее своей покровительницей и стал ей поклоняться под именем Венеры Счастливой. Помпей Великий нарек ее Венерой Победительницей. А божественный Юлий провозгласил ее Венерой Прародительницей, то есть основательницей своей династии и матерью всего римского народа.

Так, воскуряя ладан, объяснял мне Гней Эдий и намного пространнее и подробнее рассуждал, чем я теперь вспоминаю и пересказываю.

А потом указал на небольшие бронзовые статуи, выстроившиеся полукругом позади Венеры, и стал мне по очереди представлять:

— Вот, видишь, Юнона, которая, конечно, Царица, но часто помогает Венере: называя себя Итердукой, приводит Венеру в дом жениха, под именем Унксии наблюдает за умащением, как Пронуба готовит невесту к соитию… Вот Янус, бог начинаний — он открывает дорогу для излияния семени. Вот древний Сатурн, бог урожая, который это семя оберегает внутри женской утробы… Вот проказник Приап. Ты, конечно же, узнал его по его торчащему колу. Я его статую выписал из Лампсака, где его считают основателем города… Рядом с ним — Либер. Скакун у него, видишь, расслаблен — предупреждение о том, что перед любовными забавами надо пить в меру… А это — Гермес. У него вообще не видно мужского достоинства. Потому что, когда ты умер и стал тенью, зачем тебе это сокровище? Что с ним делать и кого обнимать?.. А справа, чуть в стороне — Изида и Кибела, восточные богини, которые теперь тоже находятся в подчинении у Венеры Счастливой, Венеры Победительницы. И хотя некоторые называют Кибелу «Великой Матерью», какая она «Великая»?! Венера Прародительница — вот Великая и Величайшая из богинь!

Вардий отошел от алтаря, подошел к шкафу возле двери, извлек керамическую статуэтку маленького Приапа и, вернувшись к алтарю, стал кропить алтарь благовониями. Керамический Приап оказался флаконом, а его член — узким горлышком для вытекания жидкостей.

— Приапа я видел, — сказал я. — А где другие амуры?

— Погляди, куда смотрит богиня, — велел Вардий.

— Она на свою попу смотрит, — сказал я.

Вардий укоризненно на меня покосился и строго заметил:

— Выбирай выражения, юноша. Ты в храме находишься и о богине говоришь.

Я сделал вид, что виновато смутился. А Эдий указал мне на столб, стоявший возле самого окна.

Я подошел ближе и чуть отступил в сторону, чтобы не быть против света, и тут только разглядел, что этот деревянный столб по форме напоминает фаллос и что снизу и доверху он увенчан различными венками. Я насчитал девять венков. Вардий же, священнодействуя возле алтаря и не глядя ни на меня, ни на столб, стал пояснять:

— Нижний венок — миртовый. Далее — мимозовый, розовый, фиговый, яблоневый, оливковый, терновый, тополиный. А на самом верху, как видишь, лавровый. Каждый венок отмечает одного из амуров, соответственно: Фатума, Фанета, Приапа, Протея, Фаэтона, ну, и так далее… Фаллос заключает в себе главную и общую суть всех амуров, без различия стадий… Если ты еще ближе подойдешь, то увидишь на нем так называемые приапеи — довольно скабрезные и грубые стишки, однако принадлежащие великим поэтам: Катуллу, Горацию, Тибуллу, Проперцию ну и, конечно, Пелигну.

Я подошел ближе, и действительно: на столбе между венками были мелко, но четко вырезаны строчки. Я разобрал и прочел лишь одну из них: Hichabitatfelicitas(здесь обитает счастье). Но дальше прочесть не успел — так как дверь в святилище отворилась, и вошел знакомый мне старый Вардин раб. В руке он держал голубка или голубку.

Эту зажатую в кулаке птицу он протянул Гнею Эдию. А тот быстрым и привычным движением свернул ей шею.

Мертвую птицу Вардий уложил на алтарь, чуть в стороне от дымящегося ладана. А потом отпустил раба, подозвал меня и велел обкладывать алтарь маленькими пирожками или хлебцами, самых различных форм, напоминавших то дерево, то корову, то птицу, то человечка без различия пола. Эти фигурки из теста он доставал из плетеной корзины, и я ими обкладывал алтарь по всему периметру.

В заключение, подняв руки, Вардий прочел молитву. Я ее до сих пор помню почти дословно:

«Венера Фата, Венера Лунария, Венера Родительница, Венера Венета, Венера Урания, Венера Диона, Венера Оффенда, Венера Эрицина, Венера Властительница, одари нас любовью, здоровой любовью, радостной любовью, счастливой любовью, изобильной любовью, благодатной любовью во всяком месте, во всякий день, во всяком деле. Молю тебя, милостивая богиня. Молю тебя, царственная богиня. Молю тебя, великая богиня».

Мы опустили руки и вышли из святилища.

III. Обед был, как всегда, изысканный. На закуску нам подали жареного голубя. Вардий сказал, что это тот самый, которого мы принесли в жертву Венере. Богине только голова его была сожжена на сухих миртовых ветках.

IV. Ты, наверное, спросишь: какая же это свасория?

Но разве я не убедил тебя в том, что Гней Эдий Вардий всерьез поклонялся Венере и создал у себя на вилле для нее отдельное святилище?

А если убедил, то — свасория, Луций, свасория!

I. Ты помнишь? Когда Гней Эдий Вардий сначала в храме, а затем в путеале рассказывал мне о вознесении Феникса, в Новиодуне цвели олеандры.

Когда же мы снова встретились, зацвел миндаль.

Никто меня заранее о встрече не предупреждал. Утром я, как обычно, пришел в школу. И едва начался урок, вошел старый раб Вардия, запросто кивнул учителю Манцию, подошел ко мне и на ухо сообщил, что меня срочно вызывают на виллу. Так и сказал: «Пойдем. Срочно вызывают». Я смутился от такой бесцеремонности и растерянно покосился на замолчавшего Манция. Но тот, не слышав слов раба, но увидев его у себя в классе подле меня, сразу же обо всем догадался и замахал обеими руками в мою сторону: дескать, делай, что тебя говорят, иди, иди и не мешкай.

Я покинул школу и следом за рабом отправился на виллу Гнея Эдия.

У центральных ворот стояли оседланные галльские лошади. К бокам одной из них были привязаны тюки. А вдоль ограды виллы прогуливался мой наставник и благодетель. Заметив меня, он велел одному из рабов — их трое или четверо стояло возле ворот — велел тому, кто держал первую лошадь, подсадить его на животное. И лишь оседлав кобылу, ко мне обратился: