Беглецы уже подходили к лестнице, ведущей на крышу, Зубейда-ханум спросила:

— Что это за мужчина с Сарой?

— Он вардапет, его зовут отец Хорен, очень добрый человек.

— Вардапет? — удивленно спросила женщина.

— Да. Он отважный человек и друг Сары.

Занятые беседой, они не заметили, как кто-то в темноте крадется за ними. То был евнух Асад. Услышав крик ребенка: «Я не хочу Сару!» — он тут же смекнул, кто они. Потом стал прислушиваться к разговору госпожи и служанки. Когда беглецы ступили на потайную лестницу и поднялись по ней, он все понял и сразу же побежал к главному евнуху, чтобы доложить о случившемся.

Тем временем беглецы дошли уже до верхних ступенек лестницы. Сара открыла маленькую дверцу, они выбрались на крышу и заперли за собой дверь.

Малыш снова высунул из-под накидки голову, увидел зарево пожара и сказал:

— Ой, какой огонь развели!.. Что они варят, мама?

— Если ты еще раз заговоришь, я позову «бобо», — сказала Паришан. «Бобо» был мифическим существом, чье страшное значение знают только малыши. Мальчик в страхе спрятал голову под накидку служанки и затих в ее объятиях.

Людей на крыше становилось все больше. Все кричали, шумели и никто никого не слушал. Люди пытались разобрать смежные постройки, чтобы огонь не перекинулся дальше Наши беглецы торопливо прошли сквозь кричащую, взволнованную толпу и спустились с крыши в небольшой садик при гареме.

То был райский сад ханских жен. Сюда их выпускали под надзором евнухов, здесь они резвились, бегали и играли в разные игры, как питомицы монастырской школы под присмотром надзирательниц. Здесь, случалось, ханские красотки встречались со своими возлюбленными в ночной темноте, под кустами роз…

Главный евнух, услышав от Асада о побеге Зубейды-ханум, пришел в дикую ярость:

— В какую сторону они убежали, несчастный старик? — вскричал он. — Завтра утром хан прикажет заживо сжечь тебя!

— Бог свидетель, я не виноват, — ответил в ужасе старик и показал на лестницу, ведущую к крыше.

Кызлар-агаси побежал к крыше… А евнух Асад, обняв своего неразлучного друга — набитую опилками подушку, — направился к жилищу своей ханум, устроился у ее дверей, словно госпожа все еще находилась там.

Поднявшись по лестнице, властелин над девушками нашел маленькую дверцу запертой. Он сильно пнул ее ногой, и доски проломились под ударами великана. Евнух вышел на крышу и побежал к саду, инстинктивно догадываясь, что беглецы должны были уйти этим путем. Из сада дверь вела на улицу.

— Стойте! — вскричал кызлар-агаси громоподобным голосом, когда услышал топот ног убегающих людей.

Отец Хорен остановился, а женщинам велел идти дальше.

— Подождите, говорю вам! — повторил более грозно главный евнух.

— Что тебе надо? — спросил молодой монах, преграждая великану путь.

— Куда ты их ведешь?

— Это мое дело.

— Твое дело? — проговорил с сарказмом властелин над девушками. — А вот это — мое дело!..

С этими словами он с силой поднял саблю над головой монаха. Но отец Хорен с удивительной ловкостью отразил этот удар. Евнух снова поднял саблю и свирепо зарычал:

— Теперь держись!

Монах отклонился в сторону, и громадная сабля великана, задев крупный сук дерева, срезала его и бросила на землю.

В ту же секунду отец Хорен нанес ему удар саблей в бок. Хотя удар и был сильный, но евнух, казалось, не почувствовал боли и сделал новый выпад. Тут подбежала Сара и с маху воткнула свой кинжал в живот евнуха со словами:

— Подыхай, негодяй! До каких пор ты будешь издеваться над несчастными женщинами?

Точно огромная колода, евнух рухнул наземь и испустил дух.

Беглецы подошли к дверце сада, укрытой за деревянной решеткой.

— Я знаю, как ее открыть… — сказала Паришан, поднеся руку к ползунку засова.

Что она проделала, неизвестно, но ползунок был отодвинут, дверь открылась, и они вышли на улицу. Здесь Паришан спросила Зубейду:

— Ты узнала его?

— Конечно, — ответила ханум, и в ее голосе послышались радостные нотки.

Они вышли на улицу и направились в армянский квартал. Солнце стало пригревать, и серые облака отразили его первые лучи. На улицах еще царила тьма. Высокие лесистые горы вокруг долго сопротивлялись солнцу, пока позволили его лучам проникнуть в крепостной город, захороненный на дне глубокого ущелья.

Население все еще пребывало в смятении. А лесные птицы приступили к ранним веселым перекличкам. Они словно смеялись над варварством людей, словно говорили: «Смотрите, как мы веселы и счастливы, потому что не питаем друг к другу вражды и злобы, и нам нечего делить…»

Впереди шли отец Хорен и Зубейда. Ханум молчала. Молодой монах несколько раз пытался заговорить с ней, но получал лишь краткие, односложные ответы.

— Наверное, ты устала, ханум, — сказал он, заметив, что она отстает.

— Да, семь лет взаперти — не так-то просто… Я почти разучилась ходить, — грустно ответила женщина.

— Позволь взять тебя за руку.

Госпожа протянула ему руку.

А Сара, желая помочь Паришан, сказала:

— Ты устала, дорогая, дай ребенка.

— Да нет, ничего, — ответила Паришан, — ребенок помешает тебе, ты ведь исполняешь роль мужественного телохранителя, у тебя должны быть свободны руки.

— Ты смеешься надо мной, Паришан?

— Почему же? Я видела, как ты проткнула главного евнуха. Нам может еще раз понадобиться твоя помощь.

Мимо них с громкими возгласами прошли группы вооруженных мусульман. Но так как они были уверены, что в это время ночи ни один армянин не осмелится выйти на улицу, то не обратили на наших беглецов никакого внимания.

Только один из них спросил:

— Куда вы идете?

— В ту сторону, — бросил отец Хорен.

— Там вы не пройдете, это армянский квартал, все улицы запружены.

— Как запружены?

— Идите… Сами увидите.

И мусульманин торопливо ушел.

В самом деле, первая же улица, которой они достигли, была забаррикадирована армянами. Друг на друга были нагромождены телеги, плуги, всевозможная домашняя утварь, ящики, бочки.

— Здесь невозможно пройти, пойдем по другой улице, — сказал отец Хорен.

— Почему? Ведь это же армяне, — сказала Сара. — Они нам ничего не сделают!

— Пока армяне поймут, кто мы такие, в нас будет разряжено сотни ружей.

Беглецы повернули на соседнюю улицу.

— Быстро же они подготовились! — Сара была в восторге.

— Оружие придаст человеку смелости, — заметил отец Хорен. — Мы им дали оружие и сразу получили отличных бойцов.

— Неужели армяне умеют хорошо сражаться? — спросила Зубейда.

— Армяне такие же люди, как и все остальные, ханум, — ответил отец Хорен. — Дайте человеку глаза, и он сам найдет путь…

XXIII

В то самое время, когда огонь пожирал все вокруг, когда с грохотом обваливались великолепные сооружения замка,