— Подумать только! — говорит мистер Э. М. Дагган-Кронин. — Проучиться девять лет в колледже и еще два в монастыре для того, чтобы стать ночным сторожем у «Де Бирс»! Ведь единственное, что от меня здесь требуется, это не спать по ночам. Вот и вся наука! Ну, ничего, в конечном счете все вышло к лучшему.

На сегодняшний день «Галерея банту Даггана-Кронина» является одной из главных достопримечательностей Кимберли (а может быть, и всего Союза). Здесь собрана уникальная коллекция из четырех тысяч фотографий, посвященная жизни коренного населения Южной Африки, домашнему быту туземцев и их племенным обычаям. Несколько лет назад мистер Дагган-Кронин принес свою коллекцию в дар городу. Ее разместили в милом особнячке, а самого фотографа назначили куратором выставки.

Все фотографии распределены по племенной принадлежности, и каждому племени отведен собственный зал. Рядом с комнатой матабеле располагается зал зулу, затем свази и так далее. Здесь можно увидеть, как эти племена выглядели еще до знакомства с европейской цивилизацией. Мы смотрим на зулусов глазами Дика Кинга, Фэйрвелла, Айзекса и Гардинера; а туземцы коса предстают перед нами такими, как их увидели зуурвельдские буры и поселенцы 1820 года. С каждым годом ценность коллекции будет только возрастать. Уже сегодня не так-то легко отыскать (а тем более сфотографировать) местного жителя, совершенно не затронутого западным влиянием.

Мистер Дагган-Кронин впервые столкнулся с туземцами банту в шахтерском лагере и был очарован их красочными обычаями. Он начал их фотографировать, используя примитивный ящичный фотоаппарат за двадцать шиллингов. Затем ему пришла идея сделать серию снимков банту в естественном окружении. С этой целью он ежегодно совершал длительные экспедиции в глубь коренных территорий банту.

Я поинтересовался, действительно ли сейчас сложнее фотографировать, чем, скажем, двадцать лет назад.

— О да, — сказал мистер Дагган-Кронин. — С каждым годом все труднее найти национальные одеяния. Если уж туземец надевает что-то из европейской одежды, это навсегда! Изменения в обычаях не так бросаются в глаза. Но вообще-то я не берусь сказать, как долго продержатся национальные обычаи и одежда. Понятно, что для этого чернокожие должны оставаться в своих резерватах, а не бежать в белые города.

Благодаря поддержке нью-йоркского фонда Карнеги мистер Дагган-Кронин выпустил серию чудесных книг под общим названием «Племена банту Южной Африки», куда вошли сотни фотографий из его коллекции. Сейчас готовится к печати новая серия, которая будет посвящена племенам пондо и пондомезе.

Напоследок хочу привести замечание — одновременно логичное и грустное, — которое сделал вождь одного племени, обращаясь к мистеру Даггану-Кронину.

— Не пойму, — сказал он, — какой смысл прививать нам цивилизацию, если потом вы хотите фотографировать нас обязательно в леопардовых шкурах, которые мы уже успели повыбрасывать.

5

Я провел несколько дней в маленькой, залитой солнцем деревушке, расположенной неподалеку от реки Вааль. Вокруг простиралась плоская рыжая равнина, вся изрытая искателями алмазов. Впечатление было такое, словно здесь прошла огромная армия кротов.

Население деревушки на треть состояло из белых и на две трети из черных — всего около трех тысяч человек. Что касается африканеров, все они являлись страшными националистами, принципиальными ненавистниками Англии и всего английского. Мне даже на мгновение показалось, что я вновь очутился в Ирландии! Если говорить о национальном составе, то, по-моему, здесь наличествовала сложная смесь ирландцев и шотландцев. По воскресеньям деревушка становилась несомненно шотландской! Неудивительно, ведь в жилах любого африканера течет немалая толика шотландской крови. Благодарить за это следует тех шотландских священников, которые в девятнадцатом веке приехали в Африку по призыву голландской реформистской церкви. Многие проповедники, которые сегодня считают себя стопроцентными африканерами, носят фамилии Барри, Мюррей и Николс.

Если с утра пораньше усесться на гостиничной веранде, можно увидеть весь цвет местного общества. Вот неунывающий адвокат, делающий деньги на спорах и склоках своих односельчан. Он шагает в куртке из альпаки, направляется в офис, стены которого так же густо увешаны медными табличками различных страховых компаний, как грудь ветерана орденами. А этот мрачный пожилой джентльмен — школьный учитель; рядом с ним идет молодой коллега — с виду настоящий бунтарь, только что вернулся из армии, успел побывать в застенках Тобрука. Следом проходят почтмейстер, проповедник и несколько старых фермеров, которые приехали на запыленных кап-картах.

Здесь я познакомился с человеком, который до сих пор надеется обнаружить в земле алмазы. Ежедневно он ведет раскопки на задворках гостиницы — там, где раньше располагался сад заброшенной церкви. Обычно он сидит под навесом и бдительно наблюдает за чернокожей троицей, которая ковыряется в канаве.

При встрече я всегда интересуюсь, как идут дела, и всякий раз получаю один и тот же ответ:

— Пока никак!

Однако, будучи истинным оптимистом, он не теряет надежды и с воодушевлением тычет пальцем в очередную точку — например, в здание разрушенной часовни.

— Я знаю! — по секрету сообщает он. — Вот где они прячутся.

Как-то раз мистер Смит, скупщик алмазов, пригласил меня совершить поездку на аллювиальные месторождения. Путь предстоял неблизкий. Мы уже час катили по бесконечной песчаной дороге, и все это время я наблюдал один и тот же пейзаж: телеграфные столбы вдоль обочины, коричневая пожухлая трава, муравейники да застывшие столбиком сурикаты. Изредка на горизонте медленно проползала черная цепочка железнодорожных вагонов.

Миля пролетала за милей, но ничего не менялось в однообразном ландшафте — все то же монотонное чередование песка и кустарника под абсолютно безоблачным небом. Земля эта безраздельно принадлежала муравьям и сурикатам.

А ведь у нее существовала своя история. На протяжении восьмидесяти лет здесь располагался своеобразный Монте-Карло — конечно, неказистый и грубоватый, но тем не менее привлекавший тысячи и тысячи людей. Как только стало известно об удаче ван Никерка, в долину реки Вааль толпами хлынули разнообразные искатели приключений и авантюристы. Сначала старатели оккупировали берега реки. Затем — по мере появления новых находок — стали продвигаться в вельд. В разношерстной массе старателей можно было обнаружить людей всех типов и возрастов, но я бы выделил три основные категории: «кидалы», «простаки» и люди, о которых обычно говорят — «стреляный воробей».

— И что, неужели здесь до сих пор находят алмазы? — спросил я.

— Не без того, — улыбнулся мистер Смит. — Иначе зачем бы я ездил сюда дважды в неделю?

— И какова цена на аллювиальные алмазы? Сколько стоил самый дорогой?

— Дайте-ка припомнить! Ага, примерно пять лет назад возле Претории нашли алмаз стоимостью в семьдесят тысяч фунтов. Как видите, не такой уж это напрасный труд.

Мы по-прежнему ехали по изрытой и перепаханной земле. Казалось, будто она на протяжении нескольких лет подвергалась массированному артобстрелу. На десятки миль окрест виднелись сплошные ямы, канавы и каменистые отвалы. Каждый квадратный ярд этой земли был перевернут, взрыхлен и тщательно просеян.