— Что ты здесь делаешь?! — взревел отец.

Умберто дрожал от отвращения и ярости. Отец поднял руку на его любимую мать! Он ударил по дорогому лицу! Умберто вновь взглянул на донью Офелию.

— Оставь, оставь… — Умберто попытался справиться с внезапным заиканием, — оставь ее в покое. Только попробуй еще раз к ней прикоснуться!

— Ты угрожаешь мне? — Дон Рикардо язвительно рассмеялся.

Умберто сжал кулаки и поднял их перед собой, но они дрожали, как желе.

— Ты угрожаешь мне! — еще раз презрительно усмехнулся дон Рикардо. — Я бью свою жену, когда мне вздумается. Ты что-то имеешь против? Как ты можешь помешать этому, слабак, а? Я вижу, что ты ничего не способен сделать собственными руками.

— Ты больше пальцем ее не тронешь, иначе… — Голос Умберто звучал неуверенно. Он не решался взглянуть на мать. Она отошла на несколько шагов и прижала платок к разбитой губе.

— Иначе что? Как ты сможешь этому помешать, тряпка? — Брови дона Рикардо сошлись в угрожающую линию. — В тебе недостаточно мужества, чтобы ей помочь.

Умберто глубоко вздохнул, поднял руки выше, сжал пальцы, надеясь, что они превратятся в кулаки, и встал в стойку. Дон Рикардо тоже стиснул кулаки и приготовился к драке.

— Ну, подходи ближе, маленький сукин сын. Ты сам себе не веришь. Ты не веришь в себя. Педро всегда был больше похож на мужчину, чем ты. И знаешь почему? Потому что он мой сын, но не сын твоей матери-истерички. Мой сын, плоть от плоти моей, а не то, что сделала из тебя твоя мать!

— Прекрати ее оскорблять!

— А что ты можешь этому противопоставить? — снова уколол сына дон Рикардо.

Умберто почувствовал, что его охватил озноб. Он дрожал как осиновый лист. Вдруг в его руке появился нож — нож Педро, который он нашел и взял себе, не зная пока, для чего он ему. У Умберто было достаточное количество ножей, и ему был не нужен факон обычного крестьянина.

Умберто пришлось напрячь все силы, чтобы удержать нож, потому что под презрительным взглядом отца факон так и норовил выскользнуть из рук. Дон Рикардо лишь рассмеялся — нож в руке сына его совсем не испугал. Умберто дышал часто и прерывисто.

Отец снова рассмеялся и повернулся к сыну спиной.

Он был уверен в себе. Он совершенно не боялся поворачиваться к нему спиной, считая его слабаком. Умберто чуть не взвыл от ярости и обиды.

Позже Умберто казалось, что кто-то рассказывает чужую историю: то, что случилось, — не о нем. Он не мог представить, что сможет крепко держать нож. И словно не он подошел к отцу. И не он вогнал клинок в спину дона Рикардо, а потом вытащил и бил еще и еще, пока клинок не сломался и рукоять со стуком не ударилась об пол. И Умберто, рыдая, как младенец, опустился на пол, извиваясь от приступов рвоты и пачкаясь в крови отца.

«Что я наделал! — кричал он. — Что я наделал!» На мгновение Умберто словно окаменел. Теплая кровь уже давно высохла на его пальцах. Он, широко открыв глаза, сидел на стуле неподвижно, сам не зная, как тут очутился. Свет, падавший из окна, отливал розовым. А может, ему это просто казалось. Вокруг все было красным: его руки, рубашка, пол, ковер…

Кто-то коснулся плеча Умберто, и он вскрикнул.

— Успокойся, — прошептала его мать.

Умберто обернулся и уставился на нее. О да! Она все еще была здесь. Она наверняка знает, что делать. Она спасет его от ада, который разверзся перед ним.

Остаток ночи они разоряли кабинет, резали обивку на мебели, били посуду. Сломанный нож они оставили лежать рядом с трупом. Тела дона Рикардо они не касались. Когда Умберто не видел труп, он мог не думать о том, что произошло.

Когда они закончили, Умберто снова охватила дрожь. Он едва успел дойти до стула, как его ноги подкосились. Ему было плохо. Он хотел плакать и кричать одновременно.

— Мой дорогой, моя кровиночка, — сказала донья Офелия и погладила сына по щеке. — Пойдем, пойдем, все в порядке, мой ангел. Это хорошо, что ты взял этот нож — нож ублюдка. Меня оскорбляет само его существование. Это было очень умно. Ты спас меня.

Умберто взглянул на мать. «Значит, она все поняла, она узнала нож… Может, она и права».

— Тебе нужно уехать отсюда.

Она протянула сыну руку, но Умберто не мог взять ее. Тело больше не слушалось его. Он просто не мог ни к чему прикасаться. Его челюсти так окоченели, что он не мог произнести ни звука. Донье Офелии пришлось увести его от тела отца силой.

— Тебя кто-нибудь видел сегодня вечером? — спросила она.

— Думаю, что нет, — запинаясь, ответил Умберто.

— Тогда вернись потихоньку в свою комнату и следи, чтобы тебя никто не заметил. Но прежде тебе придется меня избить и связать. Когда меня найдут, — она бросила взгляд на тело мужа, — я расскажу о том, что здесь произошло.

— А что же здесь произошло? — спросил Умберто. Его голос звучал как-то странно.

Донья Офелия резко повернулась к нему, и в этот миг Умберто почувствовал, что в ней появилось что-то, чего он не знал и совсем не хотел знать. В глазах его матери был холод, который его пугал. Умберто вздрогнул.

— Мы это уже обсудили. — Голос доньи Офелии звучал намного увереннее, чем можно было ожидать по ее виду. — Он вернулся. Он убил твоего отца, избил меня и связал.

— Избил? Мне нужно тебя избить?

— Конечно. — Донья Офелия вдруг показалась сыну очень деловитой.

Умберто кивнул. «Это очень хорошая идея, — произнес он про себя, — она сработает. А утром мы соберем поисковый отряд и будем выслеживать ублюдка, пока не прикончим его, как дикого зверя, кем он на самом деле и является».

Часть восьмая

Поиски

Май — ноябрь 1875 года

Глава первая

— И все это ты сделала с помощью украшений? — Виктория осмотрелась по сторонам. — Прими мои комплименты. Я от тебя такого не ожидала.

Это звучало просто и искренне, и когда Анна посмотрела в лицо подруги, она была уверена, что Виктория считает так на самом деле.

Анна взглянула на Марлену, Фабио, Эстеллу и Пако.

Марлена вынесла на улицу всех своих кукол, которые ей подарила Анна, когда тяжелые времена наконец остались позади. Их и впрямь было слишком много для одной маленькой девочки. Анне казалось, что нужно наверстать упущенное. Эстелла жадно смотрела на фарфоровую куклу со светлыми волосами, которую Марлена называла Альбой. Марлена держала куклу за руку, а Пако и Фабио нерешительно смотрели друг на друга.

Марлена повернулась к матери:

— Можно я покажу им лошадей, мама? Пожалуйста!

— Да, и экипажи, мама! — добавил Пако, обратившись к Виктории. — Пусть они покажут нам экипажи. Я хочу посмотреть на экипажи!