Он плачется Эномото Сигехару, что сто лет не играл в маджонг. Похоже, его начало немного беспокоить состояние здоровья. Как и прежде, он силен в игре в шоги, так что еще немного протянет, но с августа стали опухать ноги и неметь руки. Если жаловался Фурукаве Тосико: пальцы слегка онемели и руки трясутся, когда держит кисточку для письма.

Неизвестно, правда ли это или нет, но Моримура Исаму, однокашник по Гарварду, утверждает, что однажды кто-то предложил доставить самолетом Чийоко в Трук, чтобы подбодрить Ямамото. Чийоко построила у себя в доме маленький погреб, чтобы прятаться во время воздушных налетов самой или укрывать Ямамото, если такое когда-нибудь потребуется. Она все еще вела дела в своем заведении в Уменодзиме, оставляя кого-нибудь у себя дома на время отсутствия. Однако в конце 1942 года она решила закрыть свой бизнес; перестала платить по долговым обязательствам всем гейшам, которых наняла, а в начале нового года обосновалась в Камийячо, взяв с собой для компании лишь одну молодую девушку.

С тех пор как Ямамото отбыл в Трук, он уже никогда не возвращался в Японию, но некоторые штабные офицеры, например Мива и Ватанабе, иногда бывали в Токио по делам. В этих случаях Чийоко развлекала их у себя дома в Камийячо и иногда устраивала для них за свой счет вечеринки с гейшами в Цукидзи и других местах. Вполне вероятно, что в ходе этих приездов и отъездов или через письма Ямамото прослышал о планах привезти Чийоко в Трук. В пространном письме к Фурукаве Тосико в конце января 1943 года он пишет:

«С Новым годом! Рад был получить твое письмо, написанное в 11.00, в первый день нового года, но в то же время мне показалось, что ты не очень многого ждешь от нового года (конечно, надеюсь, дела и правда идут настолько неплохо, что перестанешь со мной знаться даже за подобные мысли, если ты взяла на себя труд писать письмо в столь тяжелое время)…

Что касается меня, первые три дня нового года я питался моим озони, при этом все время обливаясь потом, а рисовые лепешки больше похожи на плотный пудинг; так что теперь я вполне оперившийся шестидесятник.

С августа четыре раза сходил на берег, чтобы посетить больных и раненых, присутствовать на похоронах погибших и т. д., но все остальное время прикован к кораблю. В недавнем письме кто-то из морского министерства рассказал, что один человек, ранее побывавший у меня здесь, обрадовался, увидев мое лицо. Интересно, как можно продолжать воевать при таких настроениях? Если дома все так плохо, то я не против отправиться куда-нибудь в южные моря, захватить с собой кого-нибудь вроде господина Каваи и провести оставшуюся жизнь, с утра до вечера поедая папайю. На сегодня все».

На практике — частично, возможно, из опасения, что скажут другие — план отправить «господина Каваи» в Трук так ничем и кончился, и 11 февраля 1943 года, как раз через год после переезда на «Ямато» штаб Объединенного флота был перенесен на «Мусаси», стоявший в Труке на якоре.

Вывод войск с Гуадалканала начался 1 февраля, вскоре после переезда командования на «Мусаси». После третьей операции эвакуации в ночь на 7 февраля отвод тринадцати тысяч оставшихся в живых солдат, матросов и офицеров армии и флота завершился, остров был окончательно покинут.

Страна об этом еще не знала, но японские войска на Гуадалканале в течение шести месяцев после американского десанта в августе находились в неописуемо бедственном положении. Гуадалканал стали называть «островом голодной смерти» (игра слов: «Ga-to» означает по-японски «остров»; «gato» пишется иероглифами, означающими «истощение от голода» и «остров»). Спасенные в конце концов солдаты были настолько истощены, что бороды, ногти и волосы у них перестали расти, а суставы казались невероятно большими. Ягодицы так похудели, что обнажилось анальное отверстие; на подобравших их эсминцах эвакуированные защитники Гуадалканала страдали от непрестанной и неконтролируемой диареи.

Но все страдания оказались впустую, — контроль над морем и воздухом к югу от Соломоновых островов полностью перешел в руки американцев. С некоторым приближением сбылось пророчество Ямамото, когда он говорил Коноэ про «год или полтора». С этого времени Япония оказалась однозначно в положении обороняющейся стороны.

Заслуживает упоминания одно маленькое достижение, которое помогло успешно провести эвакуацию: группа разведки и связи послала ложное сообщение. Воспользовавшись привычкой американцев посылать в чрезвычайных случаях незакодированные радиограммы, объединенное подразделение связи номер 1 на базе в Вунаканау на Рабауле использовало шанс, который появился из-за плохой связи между американскими патрульными самолетами «Каталина» и их базой на Гуадалканале, и послало от имени какой-то «Каталины» радиограмму на американскую базу на Гуадалканале. Когда американцы ответили, японцы отправили поддельную радиограмму: «Обнаружил два авианосца противника, два линкора, десять эсминцев, широта… долгота… курс СИИ».

Эту радиограмму быстро переслали в Нумеа и Гонолулу, а спустя двадцать минут радист США из Гонолулу отправил распоряжение всему американскому Тихоокеанскому флоту. Всем бомбардировщикам США на базах на Гуадалканале приказано оставаться на земле; когда они догадались об обмане, эвакуация японских войск уже завершилась. Офицеры командования 3-й эскадры эсминцев и 10-го дивизиона, участвовавшие в эвакуации, вернулись в Трук; Ямамото поблагодарил их за то, что они сделали, и признался, что смирился заранее с потерей половины эсминцев. Правда, нет сведений, поздравил ли он с успешной операцией по дезинформации противника. Напротив, штабной офицер связи Ито Харуки, который осуществил эту операцию, получил выговор за раскрытие перед противником японских методов работы. Неясно, насколько силен Ямамото в оценке проблем, касающихся кодов и радиоразведки, — что впоследствии стало причиной его собственной гибели, — но, очевидно, он не придавал им особого значения.

Примерно два месяца спустя решили, что Ямамото приблизительно на неделю переведет свой штаб с «Мусаси», стоявшего на якоре в Труке, в Рабаул.

Большая часть ударных воздушных частей морского аивиакорпуса — за которым он следил напрямую или косвенно и чье развитие поддерживал еще со времени службы вторым по рангу в Касумигауре, — включая как самолеты наземного базирования, так и морскую авиацию, вынуждены перейти на наземные базы в Рабауле из-за усложняющейся ситуации в районе Соломоновых островов и из-за потери авианосцев. Официально предстоящий визит Ямамото планировался для поднятия духа соединений морской авиации в Рабауле. Правда, скорее всего, это была идея не его, а он позволил офицерам фронта уговорить себя.

Вечером 2 апреля, за день до отлета, Ямамото предложил штабному офицеру связи Фудзии, которому предстояло замещать его на «Мусаси» во время отсутствия:

— Я вас не увижу какое-то время, так не сыграть ли нам в шоги?

Ямамото выиграл две игры из трех. После игры Фудзии произнес:

— Так вы наконец собираетесь прямо на фронт, сэр.

— Да, — ответил Ямамото, — сейчас в стране много говорят о командирах, ведущих свои войска в сражение, но, сказать по правде, мне не очень хочется лететь в Рабаул. Был бы куда более рад, если бы меня отправили назад в Хасирадзиму. В конце концов, как вы считаете, желательно ли, учитывая общую ситуацию, чтобы наш штаб позволял постепенно подтягивать себя все ближе к вражеским позициям? С точки зрения поднятия морали это, может быть, и здорово…