26 августа «Ямато» подошел к второй якорной стоянке в Труке. За время его похода произошло второе сражение на Соломоновых островах на юго-востоке и потонул авианосец «Риуйё», а специальная группа, которую армия высадила на Гуадалканал как встречный десант для захвата аэродрома, уничтожена.

Эта группа — подразделение Ичики, которое отбыло с Сайпана три месяца назад для оккупации Мидуэя. Бои за Гуадалканал обретали все более четкий вид, а для Японии крайне опасный — сражались на истощение. Спустя две недели Угаки пришлось посетовать в своем дневнике: «Это просто возмутительно — мы их сбиваем и сбиваем, а их становится только больше».

Однако, как только «Ямато» обосновался на стоянке в Труке, жизнь Ямамото на его борту стала удивительно спокойной. Ранним утром и вечером, когда не руководил операциями, он занимался каллиграфией, выполняя просьбы отдельных людей, и отвечал на почту. Из дому, хоть и с задержкой, регулярно приходили письма и даже посылки. В письме Ниве Мичи, датированном «одним сентябрьским днем», он пишет:

«Сижу в тени пальмы и читаю твое письмо от 11 сентября, которое прибыло со спецпочтой. Спасибо за пирожные. Похоже, в этом году стоит страшная жара в Токио или даже во всей стране. Большую часть этой жары мы сами перенесли, но сейчас на какое-то время оказались вдали от нее… Ты мне не сказала ничего нового, сообщив, что пакуешь чемоданы, чтобы уехать к южным морям или куда-то еще. Знаю, тебе сейчас очень трудно. А вообще-то, как ты думаешь, что нас ждет впереди в этой войне? Кажется, народ в тылу питает безответственный оптимизм… Если тебе хочется знать, что реально происходит сейчас и чего ожидать в будущем, обратись к вице-адмиралу Такахаси. Пожалуй, только ему можно верить. Поручи Тойоде или кому-нибудь другому привезти его и послушай, что он скажет. Уверен, поначалу он не воспримет твою просьбу всерьез, но ты нажми на него и уговори быть с тобой откровенным. Возможно, он скажет: „Потерпи и сама последи, как пойдут дела…“ Я слышал, у вас с начала осени выпало много дождей, и меня немного беспокоит, как это повлияет на урожай риса. Надеюсь только на такой урожай, что всем хватит, по крайней мере по две пинты в день. Береги себя и не говори, что тебе сорок четыре, — ты еще молодая женщина. Поэтому не спеши, не торопись…»

В августе 1939 года, когда Ямамото назначен на Объединенный флот, Такахаси — начальник штаба. Ниве Мичи из дома гейш в Симбаси (для ее бизнеса наступали все более суровые времена) в голову пришла беспечная идея: собрать вещи и отправиться искать счастья где-нибудь на юге Тихого океана, — тогда она увиделась бы с Ямамото. В конце концов она показала письмо Ямамото их общему другу Эномото Сигехару и открыла ему свой план; однако пришлось ей отказаться от своей мечты о юге, когда он трезво ответил:

— Ты всерьез думаешь, что Япония победит в войне?

24 сентября штабной офицер императорского генерального штаба Цудзи Масанобу, который был назначен в 17-ю армию и руководил операциями на Гуадалканале, посетил Ямамото на борту «Ямато». Между ними огромная разница в званиях — один майор, а другой адмирал, — но Цудзи (его нелегко смутить) намеревался напрямую обратиться к Ямамото с призывом — флот должен оказывать больше помощи армии. И все-таки первая встреча с могучим «Ямато» его поразила. В своей книге «Гуадалканал» он пишет: «Входя через крышку люка внутрь корабля, будто попадаешь в огромный отель. Разница лишь в том, что тут, там и везде бегут неисчислимые трубы, — вероятно, работают как единое целое, поддерживая жизнь в этом монстре в 72 тысячи тонн. У меня возникла мысль, что, если какой-то из них перерезать, он станет кровоточить, — ведь это как бесчисленное множество кровеносных сосудов в человеческом организме. „Так вот почему его называют „Отель Ямато“, — подумал я. Заблудишься тут внутри — выбраться нелегко“».

После того как Цудзи изложил свои задачи старшему офицеру штаба Куросиме и начальнику штаба Угаки, его провели в каюту главнокомандующего, где он встретился с Ямамото. Он обратился к флоту с просьбой оказать армии помощь в попытке вернуть Гуадалканал: нужно сопровождать транспортные конвои; к настоящему времени, говорил он Ямамото, офицеры и солдаты, удерживающие свои позиции, стали «тоньше, чем сам Ганди».

«Если армия голодает из-за отсутствия снабжения, флоту должно быть стыдно, — сказал Ямамото, как вспоминает Цудзи. — Хорошо, я дам вам прикрытие, даже если мне придется самому вести „Ямато“ до Гуадалканала». В глазах у него стояли слезы, и сам Цудзи их еле сдерживал.

Неизвестно, насколько правдива эта история. Ямамото, по натуре эмоциональный, не проливал слез, когда, например, искалеченный «Акаги» тонул, пораженный торпедами «Новаке». В тот день Угаки в своей «Сенсороку» просто написал: «После полудня прибыли штабист из 17-й армии и два члена генерального штаба по пути на юг».

В конце концов «Ямато» так и не побывал на Гуадалканале, как обещал Ямамото. Говорят, это произошло не оттого, что Ямамото не верил Цудзи (хотя, возможно, это так), а потому, что операция отменена морским генеральным штабом, точнее, приказом императора. Другая гипотеза утверждает: поскольку ежедневный расход горючего на флоте превышает 10 тысяч тонн, из-за чего запасы горючего в Куре упали до 62 тысяч тонн, просто необходимо, чтобы такой огромный и относительно бесполезный корабль, как «Ямато», как можно дольше воздерживался от каких-либо действий. И все же странно видеть, как главнокомандующий Объединенного флота остается взаперти на таком громадном линкоре, готовый к бою, но ничего не делающий.

Во время поражения на Мидуэе офицеры штаба не разрешали размещать раненых на линкоре «Ямато» под предлогом, что вид крови помешает объективному суждению главнокомандующего. Поэтому Нагумо, Кусаку и других моряков, поступивших с «Нагары», быстро перевели в другие места. Все же, видимо, было достаточно, чтобы главнокомандующий просто воздержался от появления в тех местах, где можно видеть какое-либо кровопролитие; похоже, старое представление, что линкор — это святая святых, главная сила и фокальная точка флота, оставалось сдерживающим началом в действиях Ямамото. Даже флот США вряд ли здорово отличался в этом отношении; правда, разница в том, что в Пёрл-Харборе он одним махом потерял много линкоров, но в результате американцы очень быстро переключили свое внимание на ударные группы.

Несмотря на перебои с горючим, в продуктах питания на «Ямато» нехватки не ощущалось. Цудзи Масанобу, ужиная на борту после встречи с Ямамото, немало удивился, когда ему предложили сырого морского карпа, жареного морского карпа и холодное пиво, и все это подавалось на черных лакированных индивидуальных столиках. В разговоре с адъютантом Фукузаки он с некоторым сарказмом заметил, что на флоте, кажется, «любят высокие жизненные стандарты». Фукузаки, вероятно, улыбнулся и негромко ответил:

— Главнокомандующий сказал, чтобы мы вам предложили нечто достойное.

Возможно, это просто ложь, чтобы скрыть неловкость; скорее всего, то, чем кормили Цудзи, для команды «Ямато» стандартное питание. Как только в Трук приходили с продовольствием суда «Мамииа» и «Ирако», вестовым командования позволялось выбирать первыми, и, пока Оми Хийодзиро служил старшим вестовым, меню командования Объединенного флота не претерпевало изменений. Хорошая пища в кают-компаниях считалась традицией на флоте, — она также часть странно аристократической, снобистской тенденции. Однажды, когда «Ямато» все еще стоял в Хасирадзиме, с Сайпана пришел «Ирако» с 80 тоннами сахара. Офицеру снабжения флота долженствовало распределить весь груз между кораблями и морскими установками, но начальник штаба Угаки, говорят, приказал вместо этого отправить сахар детям в городе. Эта история, несомненно разошедшаяся повсюду из-за возвышенных мотивов, свидетельствует тем не менее о пристрастии на флоте к красивой жизни, к своеобразному закрытому обществу, где офицеры накрепко привязаны к скотчу, английским сигаретам и белоснежным воротничкам. Позднее, когда флагман отправлялся в Рабаул, командованию Объединенного флота пришлось взять все это с собой на фронт на какие-то две недели, включая западного производства тарелки, блюда, ножи и вилки.