— Я тоже хочу сказать. Можно?

Антон взглянул на меня в удивлении, но я его взгляд проигнорировала. В этот момент снова столкнулась глазами с Мариной, и не надо быть экспертом в чтении людских эмоций, чтобы понять — она всерьёз насторожилась. А я заставила себя улыбнуться и выступить вперёд.

— Я тоже хочу сказать. Сегодня такой день… Наверное, для начала нужно представиться, если с кем-то в этой комнате я ещё незнакома. Меня зовут Валерия Давыдова, я старшая дочь Бориса Геннадьевича. — Я позволила себе усмехнуться. — Ну как дочь? Мы с отцом не встречались с тех пор, как мне исполнилось семь. Но я это не в укор кому-то говорю, упаси меня Бог от каких-то обвинений и обид. Просто так вышло. И сегодняшний день для меня важен. Потому что это впервые в моей жизни, по крайней мере, осознанно, когда я отмечаю день рождения папы. К сожалению, его уже нет, у меня нет возможности его поздравить, поговорить с ним… узнать его, как человека. И поэтому мне очень важно всё, что сегодня говорилось про него. Я не знала его таким, как здесь рассказывалось. Мои детские воспоминания об отце весьма смутны, помню, как он приходил с подарками, помню, как водил меня гулять. Однажды… — Я решила не уточнять, что это была наша последняя с ним встреча. — Однажды, когда мы гуляли с ним в парке, я попросила купить мне мороженое, и он купил. Купил столько, что после я слегла с ангиной. — Я услышала смешки. — Если исходить из этого, то он был щедрым человеком. Хотя, исходить нужно не только из этого. За последние месяцы я много узнала о его жизни. Хорошего и не очень, но без сомнения есть кое-что в его биографии, чем можно только гордиться, и эти заслуги сложно оспорить. Да думаю, никто и не возьмётся. Я говорю о благотворительности, которой отец занимался, был справедлив и был готов делиться тем, чего добился и достиг. Это очень важное качество. — Я обвела взглядом лица людей, многие из них кивали. — И мой муж совершенно прав, когда говорит, что это то самое дело, которое не позволит людям забыть моего отца, его дела и доброту. — Я обернулась на Антона, улыбнулась ему, как бы прося его поддержки. — Мы несколько раз говорили об этом, на данный момент благотворительный фонд остался без руководителя, и я сочту за честь, если Совет директоров поддержит мою кандидатуру на эту должность. Я с удовольствием займусь благотворительностью. — Я кинула быстрый взгляд на Марину, та попросту ела меня взглядом. А я ещё и добавила: — Тем более сейчас, когда мы с Антоном готовимся стать родителями, думаю, это будет весьма актуально. Я переполнена желанием заботиться обо всех вокруг, о тех, кому в жизни пришлось куда труднее, чем нам. — Я сжала в руке бокал в волнении, которое даже скрывать не собиралась. — Но о чём я действительно жалею, что папа не увидит своих внуков. — Я подняла бокал выше. — Давайте, выпьем. За Бориса Давыдова, каким я его знала.

Мне зааплодировали, я же пригубила вино, а затем улыбнулась тому самому мужчине, что выступал до меня. Он подошёл ко мне, так же, как и к Марине недавно, но меня поцеловал в щёку.

— Валерия, я очень рад, что нашёлся человек в семье Давыдовых, который готов взвалить на себя этот нелёгкий труд.

— Я готова, — заверила я его.

— Благотворительность — это не только деньги, это ещё и душа. И желание делиться, как вы правильно сказали. А вам это дано, как и вашему отцу. Я вижу это по глазам.

— Спасибо большое.

Антон подошёл к нам, приобнял меня, потом тоже в щёку поцеловал.

— Ты замечательно всё сказала.

— А вас, значит, поздравить можно, Антон? Скоро прибавление ожидается?

— Да, да. Уже ожидаем.

Моего мужа хлопнули по плечу.

— Ну вот, а ты говорил: никогда не женюсь! А смотри, какую красавицу заполучил.

— Палыч, правда, ну вот как увидел, так и пропал. Был бы Боря жив, я бы ему сказал пару ласковых, такую красоту от меня прятал столько лет.

Я вроде бы смущённо дёрнула мужа за лацкан пиджака. Антон же рассмеялся.

— И ведь всё получилось, как он хотел, — сказал Вячеслав Павлович, наблюдая за нами.

— В смысле?

— Ну, он же хотел, чтобы ты женился на его дочери?

Я продолжала старательно улыбаться, перевела взгляд на лицо мужа, и вдруг поняла, что тот как-то подозрительно насторожился. Но затем легко отмахнулся.

— Да когда это было? Пьяные разговоры. — Меня по бедру погладил, явно стараясь перевести всё в шутку и разговор свернуть. Но Вячеслав Павлович продолжил:

— Да буквально перед смертью он мне говорил. Позвонил как-то, уж ночью почти, начал какой-то бред нести про завещание. Но голос, и правда, пьяный был.

— Про какое завещание? — Зарубин с Мариной уж как-то слишком не вовремя оказались поблизости, и Сергей Владимирович тут же уцепился за важное слово. А Вячеслав Павлович без лишних мыслей и опасений продолжил:

— Боря мне звонил за несколько дней до смерти, что-то говорил про завещание. Но, честно, я ничего не понял. То ли он его составил, то ли только хотел. А разве завещания нет, вообще?

Мы все переглянулись. А я почувствовала руку мужа, что сжалась на моей талии. И, признаться, начала задыхаться от клокотавшего во мне возмущения.

Прошло несколько минут, прежде чем мы смогли покинуть гостиную, не привлекая к себе внимания. Хотя, я знала, я чувствовала, что Марина следит за нами взглядом, у меня в затылке, кажется, уже дыра образовываться начала. Но я всё-таки вышла следом за мрачным мужем и проследовала за ним в библиотеку. Мы вошли, и он захлопнул за мной дверь. Я смотрела на него, мне даже не до интерьера было, я знала, что он сейчас мне скажет что-то, за что мне захочется его убить.

— Ты его уничтожил, да? — в конце концов, спросила я, не ожидая совершенно ничего хорошего от жизни. — Антон, это же документ!

Он ко мне повернулся, выглядел расстроенным и недовольным. А на меня взглянул умоляюще.

— Лерка, я тебе сейчас всё расскажу, только пообещай, что ты не побежишь отсюда сразу в загс, разводиться.

— Не могу тебе этого пообещать.

— Ещё как можешь. — Он указал на мой живот. — У меня заложник есть.

— Твой заложник у меня в животе, — напомнила я. Потом стукнула его по плечу. — Рассказывай.

Антон вздохнул. Такого вздоха в исполнении своего мужа я ещё не слышала. Скорбь всех народов прозвучала. Он рукой в стену упёрся, наклонился ко мне и негромко проговорил, правда, глядя мне не в лицо, а на грудь.

— Завещание есть. — Я глаза закатила, а Антон схватил меня за руку. — Но я тебе клянусь, что оно не имеет никакого отношения к наследству. То есть, к деньгам Давыдовых, к их недвижимости и имуществу. Оно имеет отношение только ко мне.

— Как это?

— Палыч правильно говорит, мы пьяные тогда были. Я даже не помню, с чего этот разговор начался. А Боря… опять начал мне говорить, что я должен жениться на его дочери. Говорил, что так надо, что бизнес — это повод для женитьбы и так далее. И, в общем, он сказал, что если я это сделаю, то получу в полное владение «Колесо». Это всё, что написано в завещании, Лера. И это был бред. Мы только посмеялись, даже нотариус не хотел этот бред заверять, но Боря его уговорил. А через два дня умер.