мне известно, у тебя имеется сын?

— Имеется, светлейший!

— Где он теперь?

— У друзей. Набирается ума и знаний.

— Приведи его к нам! Пусть привыкает к большим государственным делам.

Воевода низко поклонился визирю, который разрешил ему поцеловать край своего халата, и ушел, провожаемый доброжелательным взглядом турецкого вельможи.

Вскоре он привел к визирю своего сына. Тот посмотрел на красивого юношу и сказал:

— Красавцем вырос твой сын, Василе-бей!

В новом доме у Василе Лупу теперь собиралась вся знать Стамбула. Сюда стекались известия со всех концов. Европы. Знал воевода и о делах Молдовы, которой правил его бывший капухикая воевода Гика.

— Не имеет спокойного княжения воевода Гика, — сказал однажды за столом Василе Лупу. — Совершают на него набеги то войско изгнанного Константина, то рейтары Ракоци...

Кто-то из высоких гостей подхватил:

— И бояре не очень-то ему верны.

— Многих бунтовщиков он, правда, по примеру воеводы Михни, перерезал. Великую бойню произвел среди бояр. Однако порядка в стране так и нет.

— Пролитая кровь потребует новой крови, — пророчески промолвил Лупу. — Михня связался с этим Ракоци и не к своей пользе. Не допустит Порта их сговора. В конце концов, все выйдет наружу и где тогда будет его голова?!

Велись эти разговоры за чашечкой кофе, на крыльце, безмятежно, бесстрастно. О резне, об убийствах, об опасных сговорах князей здесь говорили, как о чем-то обыденном. Это было в порядке вещей.

Однажды ясным утром, когда воды Босфора сливаются с небом, у ворот воеводы Василе остановился придворный чауш.

Слуга провел его в комнату для гостей и поспешил известить хозяина. Воевода тут же вышел к нему.

— Добро пожаловать, эффенди! — приветствовал он чауша.

— Салам-алейкум! — поклонился турок. — Прибыл по приказанию светлейшего нашего визиря. Мой господин, да пребудет над ним милость аллаха, призывает тебя к себе.

— Передай сиятельному визирю, что незамедлительно буду!

На этот раз визирь принял его доброжелательно.

— Садись, эффенди! — пригласил он.

Василе Лупу смиренно опустился на подушку.

— Я позвал тебя, чтобы спросить, готов ли ты ехать господарем над Молдовой? Гику-бея я перевел на княжение в Валахию, вместо подлого гяура Михни.

— Благодарю тебя, светлейший визирь, за милость, что мне выказываешь! Но годы мои не позволяют находиться во главе такой неспокойной страны, какова сегодня Молдова.

— Однако ты долгое время был на престоле этой страны и знаешь и дела ее, и нужды.

— Именно потому произнес я эти слова. Господарем над той страной должен быть человек молодой и полный сил. И таким может оказаться сын наш. Все, что потребуется для его возведения, мы дадим сполна.

— Пришли сына твоего, эффенди-бей, получить знаки власти.

Итак, через месяц, в течение которого Василе Лупу не знал ни сна, ни отдыха, будучи обремененным делами, связанными с возведением его сына на престол, въехал на белом коне в стольный град молодой и красивый господарь — воевода Штефанициэ. Слова, изреченные Лупу при крещении младенца, сбылись. Штефаницэ вступил на престол Молдовы. И вновь старшины выгоняли на дорогу крестьян и заставляли кричать здравицы в честь нового господаря. Но люди глядели исподлобья на разодетую свиту, что проезжала мимо, и уста их были сомкнуты. Они были оборваны, худы и изможденны, вся жизнь их была сплошной мукой. Что общего у них с этой веселой и сытой толпой придворных? Какая помощь, какая польза от нового господаря? И этот наложит на них дополнительные подати, отберет все, оставив одну золу в печах. Воевода Штефаницэ не глядел на стоявших обочь дороги оборванцев. Его взор устремился к горизонту, словно ему предстояло княжить в каких-то прекрасных далях, а не над этими угнетенными и несчастными, что выстроены вдоль шляха.

40

«Отчизну, слезами залитую, народ Молдавии злосчастный, пою».

Мирон Костин

Первые вести, поступившие из стольного града, не обрадовали Василе Лупу, который теперь был капухикаей собственного сына в Константинополе. У Штефэницэ были стычки с бывшим господарем Валахии воеводой Константином, который с помощью Ракоци надеялся прогнать с княжения молодого воеводу и самому усесться на престол. Лупу поспешил уведомить великого визиря об этих поползновениях и тот приказал силистринскому паше послать эльалгалары с войском и разгромить Константина.

— Сколько будет находиться на престоле Ракоци, мира не будет ни в Валахии, ни в Молдавии, — сказал Василе Лупу визирю. — Он побуждает господарей выступать против Порты. Как долго будет Великая Порта терпеть его козни? Возгордился принц настолько, что позарился даже на польский престол. Королем захотел стать! Удивляюсь, как его нынешний король отпустил живым домой после подобных мерзких деяний?!

— Он обещал много денег королю. Только тому придется долго ждать, пока их получит. А что касается нас, то уж мы сумеем положить конец всем этим проискам. Ежели не убили его ляхи за то, что в их дела вмешивался, то это сделаем мы. Пошлем войско во главе с непобедимым Сейди-пашой. Пойдет со своим войском и Гика-бей. Напиши и бею Штефаницэ, дабы подготовил войско и под предводительство Сейди-паши встал. И так объединенными усилиями они пойдут и разгромят собаку!

— И ежели свершится это великое дело, а оно непременно свершится, то я хотел бы взойти на престол той страны, дабы соседом мне был сын мой, — как бы между прочим промолвил Лупу.

Визирь не ответил, но как показали последующие события, слова Василе Лупу не прошли мимо его ушей.

Василе Лупу на второй же день отправил гонца к своему сыну с приказанием Порты, дабы тот подготовил войско.

«Пошлешь, твоя милость, воинов, испытанных в сражениях, которые показали бы свою отвагу, дабы прогнать того, что был нам столь враждебным. Потому как в его темницах сгинули наш брат гетман Георге и с его согласия творились остальные убийства. Полагаю, необходимо сделать все, чтобы негодяй за эти преступления был бы и конце концов наказан. Пошли, следовательно, капитана наемников и еще, кого считаешь более опытным».

Вскоре после разговора с великим визирем вышли под предводительством Сейди-паши турецкие войска и, перейдя Дунай у Браилы, направились в горы. Одна мысль была теперь у Лупу — получить престол