Накануне петербургских переговоров в январе 1812 г., в связи с полным несоблюдением Швецией континентальной блокады, французские войска заняли шведскую Померанию — маленький остаток некогда обширной Шведской империи на юге Балтики. Задача была всё та же, которая привела в своё время к оккупации Ольденбурга, — воспрепятствовать проникновению английских товаров на север Германии. Подобные действия не могли не сказаться отрицательно на франко-шведских отношениях и ещё более подтолкнуть Бернадота к сближению с Александром. «Поспешность (в переговорах с Россией) меня удивила, — рассказывает генерал Сюрмен, — я могу её объяснить лишь старой и постоянной враждебностью Бернадота к Бонапарту. Король подтвердил моё мнение, сказав, что с самого прибытия в Швецию наследный принц думал опереться на Россию и нанесённый проездом визит Чернышёва в предыдущем году (1811) уже посеял семена сближения. Так что вторжение в Померанию лишь ускорило дело и послужило принцу тем, что дало хороший повод, чтобы обозначить свою позицию».

Царь без возражения согласился на перспективу грабежа Дании в обмен на то, что Швеция в грядущей войне выступит на стороне России. Интересно, что, заявляя везде о себе как о поборнике прав угнетённых Наполеоном народов, Александр без малейших сантиментов был готов отдать народ Норвегии под власть шведского короля, что для норвежцев означало бы самый несправедливый национальный гнёт. Более того, согласно договору, подписанному почти одновременно в апреле 1812 г. в Петербурге и Стокгольме, Россия должна была помочь своими войсками в завоевании Норвегии.

Тем не менее, прежде чем пустить в ход оружие, царь предложил сначала воздействовать на датского короля «убеждением» и порекомендовать ему отдать Норвегию подобру-поздорову. Причём в качестве компенсации за потерянные земли Александр готов был отдать датчанам… Ольденбург! Иначе говоря, готовясь к грандиозной войне якобы из-за потери маленького герцогства родственников Александра, царь без малейшего сожаления был готов отдать это герцогство как плату за шведский союз в предстоящей войне! Может, тогда проще было обойтись без войны?..

Бернадот, в свою очередь, обещал Александру высадить войска в Померании для операций на левом фланге и тылах французской армии. Согласно русско-шведскому договору, подписанному в Петербурге 24 марта (5 апреля) 1812 г., было определено, что «высокие договаривающиеся стороны обещают друг другу помощь, принимая на себя самое торжественное обязательство совместно осуществить диверсию, которая расстроила бы операции войск Франции и ее союзников, направив объединенный корпус в составе 25–30 тыс. шведов и 15–20 тыс. русских различных родов войск в тот из пунктов на побережье Германии, который будет сочтен тогда наиболее подходящим для ведения успешных действий против армий Франции и ее союзников». Но это далеко не все. Статья 9 договора определяла дату нападения. Русские войска «должны быть готовы к действиям с 1 мая сего года по старому стилю (13 мая по новому стилю)».

Однако бывший маршал не удовлетворился тем, что заключил союз против страны, давшей ему жизнь и славу. Он всеми силами стремился ещё более разжечь ненависть Александра к Наполеону, ибо очень боялся, что в случае, если Россия и Франция примирятся, ему, прямо скажем, не поздоровится. Верный проводник его мыслей граф Лёвинхильм высказал чудовищную мысль, с которой полностью был солидарен Бернадот: «Только в тот день, когда польётся кровь, можно быть уверенным, что ход событий не будет прерван».

Таким образом, на северном фланге дипломатическое сражение обернулось явно не в пользу Наполеона. Швеция, бывшая держава «восточного барьера», оказалась не просто в лагере его противников, но более того, в стане его непримиримых врагов. Как скажет Сюрмен: «Никто не способствовал так сильно падению Бонапарта, как Бернадот, наследный принц шведский».

Пруссия

В отличие от Швеции, политика прусских властей по отношению к Франции определялась не случайными дипломатическими кульбитами и альковными историями, а вполне естественными потребностями и не менее естественной реакцией на французское завоевание. Население разгромленной в 1806 г. Пруссии, лишившейся половины своих земель по Тильзитскому договору, униженной долгой французской оккупацией, обозлённой расходами на выплату огромной военной контрибуции, естественным образом было настроено враждебно как по отношению к Наполеону лично, так и к французам вообще. В главе 5 уже отмечалось, что в 1808 г. на территории Пруссии возникла тайная организация Тугендбунд, направленная на борьбу с наполеоновской империей. Пруссия стала также источником германской националистической философии и идеологии, которая позже даст известные всем печальные плоды.

При этом нужно отметить, что поражение в войне, как ни странно, принесло и свои положительные результаты. Под влиянием контакта с Францией Пруссия невольно должна была встать на путь радикальных преобразований, как в обществе, так и в армии. В октябре 1807 г. был опубликован знаменитый эдикт, который уничтожал феодальную зависимость крестьян и освобождал земельную собственность от различных ограничений, которые стесняли её куплю-продажу. В ноябре 1808 г. была проведена муниципальная реформа, вводившая самоуправление в городах. Одновременно были проведены и административные реформы, модернизирующие весь государственный аппарат королевства.

Одними из самых крупных нововведений были реформы в армии. Эти преобразования проводились под руководством генерала Герхарда фон Шарнхорста, который с 1807 г. возглавлял комиссию по реорганизации армии, а с 1808-го — военное министерство. Хотя всеобщая воинская повинность будет установлена в Пруссии только в 1814 г., однако новая прусская армия была уже народной армией, где путь к офицерским званиям открывался для каждого, у кого были к этому способности, вне зависимости от сословной принадлежности.

Шарнхорст стремился развить уважение к простому солдату, он считал, что нравственная сила армии гораздо важнее, чем мелкие детали технической стороны военного дела. Во многом идеи Шарнхорста повлияли на будущее творчество величайшего военного теоретика Карла фон Клаузевица, который был ближайшим соратником знаменитого преобразователя прусских войск. Во многих изречениях Клаузевица, посвящённых войне, чувствуется тот дух, который он и Шарнхорст пытались вложить в новую прусскую армию: «Армия, сохраняющая свой привычный порядок под губительным огнем, никогда не поддающаяся панике перед воображаемой опасностью, а перед лицом действительной оспаривающая каждую пядь поля сражения, армия, гордая сознанием одержанных побед, которая на краю гибели, после поражения, сохраняет силу послушания и не утрачивает уважения и доверия к своим начальникам, армия, физические силы которой закалились среди лишений и трудов, как мускулы атлета, и которая смотрит на эти напряжения как на средство, ведущее к победе, а не как на проклятие, тяготеющее на ее знаменах, армия, которой обо всех этих обязанностях и добродетелях напоминает короткий катехизис, состоящий всего из одного лозунга — лозунга о чести ее оружия, — такая армия действительно проникнута воинским духом».

Без сомнения, думая о том тяжёлом состоянии, в котором оказалась Пруссия, Клаузевиц позже написал: «Завтра заключается в сегодня, будущее создаётся в настоящем; в то время как вы безумно уповаете на будущее, оно уже выходит изуродованным из ваших ленивых рук. Время — ваше, то, чем оно станет, зависит от вас».