– Что?

Доминго никогда особенно не симпатизировал Индсорит, считая ее лишь слабым подобием кобальтовой предшественницы, и встал на ее сторону лишь потому, что уже двадцать лет назад осознал, какую угрозу представляет для империи Вороненая Цепь. Ему было ясно, что в тронном зале должен остаться кто-то один – либо королева Индсорит, либо Черная Папесса. Даже когда Доминго сговорился за спиной у ее величества с И’Хомой, чтобы подавить второй кобальтовый мятеж и отомстить за сына, он и подумать не мог, к чему это приведет. По сравнению с теми реформами, которые неизбежно предприняла бы любая марионетка И’Хомы, правление Индсорит, вынужденной во всем потакать провинциям, казалось поистине благотворным.

– Кто же тогда стал новой королевой? Даже И’Хома не осмелится занять багряный трон без одобрения провинций!

– Королевы теперь вообще нет, – ответила Ждун покорным тоном офицера, передающего подчиненным сомнительный приказ командующего. – Уверена, что не обошлось без кровопролития, но какое бы сопротивление сторонники Индсорит ни пытались оказать, оно было сломлено. Мы получили официальное уведомление, что Багряная империя отныне и навсегда будет управляться волею Падшей Матери, или, точнее говоря, ее преосвященства.

– А вам не приходило в голову, что и это письмо может быть поддельным?! – воскликнул Доминго, отчаянно нуждавшийся в любом другом объяснении, кроме очевидного – что он не только исполнил пророчество безумной фанатички, но и вручил ей ключи от тронного зала.

– Я же сказала: слишком поздно, – ответила Ждун. – Но только для врагов церкви или, точнее говоря, государства.

– Мы часто спорили друг с другом, Ждун, но всегда вместе выступали против Цепи. – Доминго внезапно распознал в своем голосе жалобные нотки погибшего сына. – В каждом мятеже, в каждой гражданской войне Азгарот зависел от Тао, а Тао – от Азгарота, и общими усилиями мы останавливали Вороненую Цепь! Теперь мы должны остановить ее снова! Еще не поздно!

– Доминго, – терпеливо произнесла Ждун, – жители Тао зависят от своего полка, обязанного защищать их. Что же касается Азгарота… неприятно напоминать об этом в такое неподходящее время, но, мне кажется, вы потеряли большую часть своих солдат.

– Поэтому мы и решили объединиться с кобальтовыми! – Доминго отшвырнул сигару, схватил Ждун за рукав мундира и притянул к себе. – Как вы не понимаете?! После свержения Индсорит у вас нет причин не сделать то же самое! Мы находимся в состоянии войны с Цепью, и это не в первый раз. И мы можем победить ее, как побеждали всегда!

– Отпустите меня! – Ждун резко высвободила руку. – Как вы посмели думать, что Тао решится на массовое самоубийство? Видимо, вы потеряли рассудок, так же как и свой полк! Мне жаль видеть вас сломленным, Доминго, честное слово, жаль. Но если вы не хотите, чтобы с беззащитным теперь Азгаротом случилось еще более страшное, я настоятельно рекомендую вам примириться с действительностью. Нет никакой войны – ни одна провинция, ни один город Багряной империи не решились в одиночку сражаться против Цепи. С этим покончено. Вороненая Цепь одержала верх, и только обезумевший неудачник станет ей противиться!

– Мы можем победить ее, – задыхаясь, проговорил Доминго и откинулся на подушку. – Вместе с кобальтовыми мы еще можем это сделать. У них много солдат, с ними старые Негодяи, и если уж София одолела короля Калдруута и всех его верных слуг, она сможет справиться и с соплюхой И’Хомой.

– Ох, Доминго, – печально сказала Ждун, – неужели вы и впрямь потеряли рассудок? Холодная София умерла двадцать лет назад. Кобальтовым отрядом командует Чи Хён. И вы об этом знаете, вы сами называли ее имя в письмах ко мне. Софии давно нет в живых.

– Я-то знаю, зато вы ни хрена не знаете! – возмутился Доминго. – Я в таком же здравом уме, как и прежде. Это вы потеряли рассудок, если думаете, что, сдавшись на милость Цепи, спасете жизнь себе и своим людям. Они подняли со дна моря Джекс-Тот, голубушка, это хоть что-нибудь говорит вам?

– Да-да, вы и об этом писали, – проговорила Ждун, вставая. Позы, движения, интонации – все как у человека, который считает себя очень хитрым и проницательным, но на деле не способен даже просто развернуться и уйти. – Если даже допустить, что я не отмахнусь от ваших утверждений, как от бреда выжившего из ума старика, с чего вы решили, будто они могут подвигнуть меня на борьбу с неизбежным? Если Цепь сумела истребить Пятнадцатый полк, находящийся за половину Звезды от нее, и в считаные дни захватила Диадему, с какой стати я должна ссориться с ней? Куда разумнее приветствовать победу Цепи, и лучше уж платить десятину, чем видеть, как у тебя под ногами раскрываются Врата. Как знать, возможно, Тао снова назовут Садом Звезды, и хотя я понимаю, сколь мало это значит для чужака…

– Ничтожество! – Доминго презрительно сплюнул. – Глупая, трусливая курица.

– Мудрый военачальник должен понимать, что иногда необходимо сдаться, во имя того самого великого блага, о котором вы говорили. Ваша беда в том, что вы даже в мыслях не допускаете возможность поражения. Неудивительно, что вас разбили в пух и прах. Настоятельно рекомендую вам, Доминго, разобраться с вашим дерьмом, ведь когда мы вытащим вас из этой… неприятной ситуации, в которой вы оказались по своей же вине, вам придется принести кое-какие жертвы ради безопасности Азгарота. Перестаньте разглагольствовать и…

– Да что вы можете знать о жертвах? – огрызнулся Доминго. Он прекрасно понимал, что лучше бы смолчать и позволить ей уйти, чтобы спокойно оценить положение, но даже собственный язык перестал подчиняться его приказам. Или, возможно, не язык, а сердце, но это не имело значения. – Вы покойница, Ждун, слышите? Вы труп! Я не могу допустить, чтобы эта подлость сошла вам с рук, и не допущу! Если выкарабкаюсь, то отгрызу вам ноги, уж не сомневайтесь! Разница между нами еще и в том, что я убил больше цепистов, чем наберется солдат в вашем полку, трусливая тварь!

– Боже мой! – воскликнула Ждун, и по ее огорченному лицу Доминго понял, что слишком надавил на чрезмерно осторожного полковника. – Боже мой, боже мой! Сначала мне казалось, что вы вменяемы, и я даже подумать не могла… Что ж, очень жаль, Доминго. Я рассчитывала, что вы меня выслушаете и поймете, что на это хватит ваших размягченных мозгов… Это не ваша ошибка, а моя. Я не должна была говорить с вами так откровенно. И конечно же, не следовало предлагать сигару при вашем-то нездоровье. Приступ кашля, а затем… последняя жертва во благо Багряной империи.

Ждун двигалась быстро, но Доминго оказался еще быстрее. Как в старые добрые времена! У нее осталась зарубка на левом ухе после дружеского поединка, состоявшегося много лет назад. Таоанка так и не смогла нанести укол азгаротийцу, а он вконец измочалил ее тупым оружием. Однако та схватка произошла на ровной площадке, здесь же место было отнюдь не ровным. У привыкшего к превосходству над противником Доминго не возникло даже мысли позвать на помощь, и все, на что его хватило, – это задержать Ждун на мгновение, прежде чем она выдернула из-под него подушку и прижала к его лицу.

Он сопротивлялся, но без успеха – женщина была слишком сильна, и его здоровая рука все слабее сжимала ее запястье. А затем Доминго испытал, возможно, самое большое потрясение в своей жизни: он зря не верил в ад! Очень скоро он там окажется. Даже сквозь подушку слышен демонический хохот. Полковник слишком долго томил демонов ожиданием, но вот наконец настал час их пиршества.