30 июня Биргитта Столе снова с триумфом делает запись в карточке, на этот раз о том, что Томасу Квику на предыдущей неделе удалось добиться осуждения за убийство Грю Сторвик и Трине Йенсен:

«Сеансы продолжаются 3 р. в неделю. Продолжается конструктивное развитие психотерапевтической работы. Процесс в Стокгольме 18–30 мая.

Процесс касался обвинения в убийствах двух девушек, произошедших в 1981 и 1985 годах. Во время этого процесса положительная динамика выражается в том, что Томас в состоянии пройти все судебное разбирательство куда более собранно, чем ранее».

Биргитта Столе констатирует, что на этот раз Томасу Квику понадобился «относительно короткий период восстановления после суда» и что терапия «сделала большой шаг вперед».

Еще до прихода решения суда Сеппо Пенттинен и Кристер ван дер Кваст приехали в Сэтер, чтобы взяться за очередное расследование.

Через восемь лет после того, как Томас Квик взял на себя ответственность за убийство Юхана Асплунда, настал наконец момент пересечь финишную линию.

Бесконечные неудачи Квика при попытке показать место, где он спрятал тело Юхана, приводили к тому, что ван дер Кваст после каждого нового захода вынужден был констатировать — материалов для обвинения недостаточно. Но теперь следствие будет доведено до логического конца — Квика обвинят и осудят.

26 ноября Биргитта Столе описывает, что происходит с Квиком во время выездов на место, и останавливается на механизмах поведения серийного убийцы:

«Эти выезды привели к активному и очень конструктивному глубинному терапевтическому процессу. Прежние защитные механизмы были проговорены, их стало возможно увидеть и понять более целостно».

Она продолжает:

«Эта внутренняя работа дает прочный и глубокий контакт с реальностью — как с собственной ранимостью в ранние годы, так и с незащищенностью жертв».

В том, что Томас Квик, несмотря на этот «прочный и глубокий контакт с реальностью», в чисто человеческом плане стремительно сползает в пропасть, вряд ли можно усомниться. 12 декабря санитар записывает в журнал:

«Томас выходит из своей комнаты около 2.30, безудержно рыдает, пребывает в полном отчаянии. Он остается в комнате дневного пребывания примерно до 4.00 вместе с персоналом. Томас ходит туда-сюда по комнате, он взбудоражен, трясется всем телом. Время от времени хватается руками за голову и повторяет, что „не выдержит этого давления“».

Персонал разрешает кризис при помощи ксанора и панакода, но несколько часов спустя все опять плохо:

«Утром Томас переживает бездонное отчаяние. Плачет безудержно. Даем ему посидеть вместе с персоналом. Успокоительная беседа плюс экстренный прием лекарств. Беседа по телефону с Биргиттой Столе. „Бездонное отчаяние идет параллельно с острым страхом“».

Чуть позднее в тот же день Томас Квик «застревает» в дверях курилки в судорожном состоянии и не может пошевелиться. Персонал решает проблему, дав ему еще дозу ксанора и панакода.

«Следует учесть еще и то, что сегодня, 14 декабря, по телевизору будут показывать документальный фильм о так называемом „деле Юхана“. Это, разумеется, большое испытание для Томаса», — отмечает медбрат.

Во время обхода доктору Каллю сообщают, что Квик не спал трое суток, — и он назначает лошадиную дозу лекарства, 50 мг стесолида. Это срабатывает, и Квику удается поспать 4–5 часов: с его слов, он доволен тем, что эффект стесолида еще ощущается, когда он просыпается, так что он «был в состоянии встать с постели, несмотря на сильное чувство отчаяния».

В последующие дни состояние Квика все ухудшается, он постоянно говорит о самоубийстве. Персонал записывает в карточку, что у него «высокий уровень страха, который он пытается снять за счет приема экстренной дозы лекарств». Назначенные дозы препаратов неоднократно превышаются. Полицейские допросы перед судом по делу Юхана Асплунда, по отзывам персонала, «оказались суровее, чем ожидалось», и Томас Квик снова ведет разговоры о самоубийстве. В последующие дни отмечается, что он чувствует себя «исключительно плохо», у него «высокий уровень страхов», он «бледный, осунувшийся, трясущийся».

Пару дней спустя, 16 февраля 2001 года, Биргитта Столе снова подводит итог сложившейся ситуации:

«Психотерапевтический „прорыв“ после перерыва, вызванного рождественскими каникулами. Это принесло укрепление эмоционального углубленного контакта, а также повышение способности видеть и осознавать как ранние переживания, так и то, как эти переживания в раннем возрасте выражались и воплощались, среди прочего, в убийствах мальчиков».

В то время как строились планы обвинения в трех убийствах — Юхана Асплунда, Улле Хёгбума и Марианн Ругаас Кнутсен, — в другом конце здания больницы сидел человек и просматривал карточки и лист приема лекарств Томаса Квика. Это был прежний главврач больницы Йоран Чельберг, который, проработав несколько лет в других проектах, вернулся на пост главврача. Он был потрясен, обнаружив, что употребление Квиком наркотических препаратов значительно превосходит рекомендованные дозы. По его мнению, здесь уже речь шла об употреблении наркотиков для достижения «кайфа», и это продолжалось относительно долгое время. В конечном итоге лично Чельберг нес ответственность за этот явный случай неадекватного лечения.

В беседе с Чельбергом 25 апреля 2001 года Томас Квик отрицал, что имеет место обычное наркопотребление, и очень встревожился, когда Йоран Чельберг сообщил ему о своем решении: прием бензодиазепинов будет постепенно уменьшен и со временем исключен совсем. Мне Квик рассказывает, что он пришел в ужас при мысли о надвигающемся суде по делу об убийстве Юхана, который, как назло, должен был начаться через две недели.

Решение Йорана Чельберга немедленно сказалось на ходе следствия. В карточке сохранилась интересная отметка медсестры от 5 мая, показывающая абстинентные муки Квика. Здесь мы видим также, как он сидит и читает материалы следствия, чтобы выдать на надвигающемся судебном процессе связный рассказ.

«[Томас Квик] Сегодня ночью вообще не спал. Сидит и пытается „работать“ перед будущим судом. У него есть материалы следствия, которые ему надо прочесть, но по причине плохого самочувствия — абстиненция в сочетании со страхами — он не в состоянии этого сделать. Просит меня связаться с доктором Каллем или дежурным врачом, чтобы ему назначили однократный прием одной таблетки ксанора или двух растворимых таблеток панакода».

Однако распоряжение Йорана Чельберга соблюдается неукоснительно, и Квику не дают никаких дополнительных таблеток — ни в тот вечер, ни на следующий день. Однако доктор Калль понимает, что его пациент не выдержит процесс, если не пойти на временный отказ от запланированного снижения доз лекарств. Он пишет:

«Для проведения суда необходимо однократно назначать экстренный прием лекарств по следующим показаниям:

— при остром страхе, который настолько влияет на пациента, что все осуществление судебного процесса оказывается под вопросом, — 1 таблетка ксанора 1 мг при необходимости;