Завершив книгу, она попросила генерала Арика Шарона написать несколько слов посвящения.

«Меир командовал многими в десантных операциями. Еще будучи сержантом, он командовал силами, которые ворвались в Шукаву, в бассейны Соломона, в Хеврон. Как командир взвода, а затем роты и полковой разведки, он всегда участвовал в самых тяжелых и опасных операциях, в большинстве своем самостоятельных, требовавших силы духа и несравненного мужества. Одно из главных свойств хорошего командира – его умение выпестовать других командиров. Меир Хар-Цион вырастил плеяду командиров, впитавших его влияние, умение, тактический талант. Многие из них стали высшими офицерами нашей армии в десантных войсках и других родах войск. Многие пали в боях.

Меир – прекрасный тактик. Он был по своему характеру ведущим, руководителем. Его деятельность, к сожалению, продолжалась относительно недолго, но оставила неизгладимую печать на Армии обороны Израиля, на многие годы, если не на поколения».

Готовую рукопись «Фрагментов дневника» они передали молодому издателю Нахману Ариэли.

В Израиль приезжает из Франции писатель и философ Сартр.

«Фаня, Сартру нечего мне сказать. Что можно ожидать от человека, который ставит свое «я» в центр, а все остальное называет «адом», – говорит Шалом.

Израиль не собирается участвовать во встрече с французом. Фаня, жена Гершома Шалома, сердится. Наоми подливает масло в огонь. Ей вовсе не по душе знаменитая формула Сартра «Всё – иллюзия. Человек не свободен – выбирать себе судьбу».

Наоми, все же, хочет сама услышать и увидеть воочию, вблизи, французского экзистенциалиста, слава которого пересекла границы и океаны.

Дом профессора Шалома сияет от чистоты, как операционная. Фаня проверяет посуду. Она очень взволнована и не обращает внимания на слова профессора: «Он не король Англии, не стоит поднимать такой шум вокруг Сартра. На меня его книги не производят впечатления».

Тем временем, пропуская его слова мимо ушей, Фаня стелет на стол роскошную скатерть, купленную в Швейцарии, расставляет сверкающие чистотой хрустальные рюмки и первоклассное французское вино. Помещение наполняется запахами цветов, купленных ею к этому событию. Все утро она готовила мясо теленка, овощи, зелень, мороженое. Все это расставлено на круглом столе посреди гостиной. Помощницу, выглядящую слишком просто, отослала домой. И затем совсем наэлектризовала атмосферу, одевшись в новое платье.

«Шолем, но это ты купил мне эти кружева».

«Я ошибся ты не должна надевать мою «ошибку».

Он уперся взглядом в ее одежду, благодаря кружевам выделяющую ее полноту.

Дом наполняется гостями: Пинхас Розен, Йосеф бен Шломо, Ривка Шац и ее муж Биньямин Опенхаймер, красавица Ильзе и другие. Жан Поль Сартр явился в сопровождении переводчицы, симпатичной израильтянки из министерства иностранных дел Израиля. По предложению профессора Шалома, беседа ведется на немецком языке, которым владеют все присутствующие. Профессор представляет гостю всех присутствующих. В это время Сартр берет с полки роман французского классика Корнеля.

«Это королева ивритской литературы», – профессор представляет гостю Наоми. Но на Сартра никто из присутствующих гостей не производит впечатления. Лицо его выражает самодовольство. Он с гордостью заявляет, что путь его лежит в Саудовскую Аравию, и, касаясь Корнеля, говорит об иррациональности отношений между мужчиной и женщиной, описываемых в романе Корнеля. Не видя реакции на свои слова, он откладывает книгу.

Фаня несчастна. Гость, которого она с таким нетерпением ожидала, оказался тщедушным усатым мужчиной. Одет, очень скромно, в белую рубашку, коричневые замшевые брюки, словно стесняется больших гонораров за свои книги. Гость Фаню разочаровал. Те временем, она приглашает гостей к столу, роскошь которого так не сочетается с видом почетного гостя, заполнившего гостиную клубами дыма из своей трубки, которую не перестает посасывать, при этом бросая высокомерные взгляды на ее высокоинтеллектуального мужа. «Экзистенциализм приведет к исправлению человечества».

«Вы говорите о разрушенном мире».

Сартр перескакивает с темы на тему. «Каббала это мистика, и я весьма удивляюсь серьезно мыслящим евреям, которые превратились в мистиков. Я встречаю этих евреев, наивно считающих, что еврейская мистика отличается от других мистик. Всякая религия это мистика, и нет разницы между религиями!»

Но невозможно представить, что он не знает заветы Торы: «Да не будет у тебя другого Бога. Не сотвори себе кумира и всякой картины на небесах и на земле, в глубинах моря и под землей. Не поклоняйся им и не молись им, ибо я единственный Бог твой…»

Нет разницы между религиями? Но профессор не напоминает гостю о том, что евреям дан завет – не поклоняться представителям других религий, не преклонять колени перед идолами, творением рук человеческих, в то время как христиане в церквах крестятся перед изображениями Иисуса и Марии, а индуисты поклоняются статуям Будды в своих храмах.

Наоми окидывает взглядом черные волосы Сартра, толстые черные брови, узкое лицо, темный цвет кожи и думает о том, что если бы он прошел мимо нее по улице, она подумала бы, что это крещеный еврей. Она переводит взгляд на свою подругу Ривку Шац и Йосефа Бен Шломо.

Их духовный отец разглагольствует о еврейской мистике и роли, которую сыграла Каббала в жизни еврейского народа, совершенно не зная предмета разговора.

«Религия – основа человеческой культуры. Без религии не будет развития человеческого общества» – говорит профессор.

«Вы ошибаетесь, – решительно заявляет Сартр, – без религии общество развивалось бы намного лучше».

«Суть еврейского народа заложена в Торе», – пытается объяснить гостю Гершом Шалом, но Сартр вскакивает с места и не дает ему завершить фразу.

«Евреи это не народ! Иудаизм – только религия! Это – религия!»

На вопрос профессора – на чем основываются доказательства почтенного гостя, у того нет никакого серьезного ответа. Темы, которые ему чужды, его не интересуют. Человека с его мировоззрением не трогает молитва – «В следующем году в отстроенном Иерусалиме». И, по его мнению, в двадцатом веке никакого чуда не произошло с еврейским народом. Самодовольный Сартр, избалованный всеобщим преклонением, с высоты собственного величия, даже слушать не хочет о выдающихся произведениях еврейской мысли, написанных в диаспоре, в которых выражена связь еврейского народа со страной Израиля.

«Тот, кто не знаком с иудаизмом, не может о нем говорить», – Гершон Шалом завершает тему с необычным для него удовлетворением.

Блюда подаются на стол одно за другим, и Сартр ест и говорит, ест и говорит, выпивает несколько бокалов вина, и гости с тревогой следят за ним, опасаясь, чтобы он совсем не опьянел. «Неприятный обжора», – шепчет Ривка Шац Наоми. Фаня удивлена аппетитом гостя, и ждет, что он хотя бы похвалит еду.

«Все идеологии – сплошная ложь, и сионизм – ложная идеология!» Сартр на стороне арабов. Ест, не переставая и с большим удовольствием, и