Поэтому примитивное представление, будто русские империю защищают, а нацмены разрушают, не так уж далеко от реальности, что не исключает, конечно, и активного участия русских в ее разрушении (самый яркий пример — Ленин), а нерусских — в защите и восстановлении (Сталин, под державной диктатурой которого русская революция повернула вспять, сметя с пути собственную первоначальную модель). Но в целом у русских есть имперский иммунитет против революционной заразы, и любой бунт подвластных наций они в массе воспринимают прежде всего как антирусский, что, кстати, абсолютно верно.

Поэтому для поддержания порядка среди русского населения империи достаточно обычной милиции (за незначительными исключениями типа крошечной группы московских диссидентов, с которыми Андропов оперативно справился к концу 70-х годов), в то время как для усмирения венгров в 1956 году или чехословаков в 1968-м понадобилось привести в действие весь мощный аппарат органов государственной безопасности совместно с армией. А это значит, что, работая секретарем партии по социалистическим странам, главным образом по тем, которые составляют оборонительный пояс советской империи, Андропов уже выполнял часть, причем наиболее ответственную часть, функций, которые достались ему, когда он стал председателем Комитета государственной безопасности. Назначение на этот пост — естественное и логическое продолжение предыдущей деятельности, и кремлевские вожди, направив его в КГБ, учли не только личные качества секретаря ЦК, но и выполняемые им прежде обязанности. Так новое назначение Андропова, подобно предыдущим, оказалось не переводом на совершенно новую работу, а расширением прежних функций и полномочий. Усмирительные, жандармские функции, которые Андропов выполнял по отношению к восточноевропейским народам, он должен был теперь на новом посту выполнять по отношению ко всем другим народам Союза Советских Социалистических Республик, включая русский, но прежде всего нерусским. Между прочим, ту же неумолимую логику легко обнаружить и в назначении, спустя еще 15 лет, председателя Комитета государственной безопасности руководителем Советского Союза. К концу 70-х годов он фактически уже стал им, превратив опальный при Хрущеве орган в такой же всесильный, как при Сталине, хотя и без сталинского размаха, террора. Самоназначение главного жандарма главой государства окончательно обнажило полицейскую структуру Советского Союза. Поэтому перевод Андропова в тайную полицию в 1967 году, а точнее, годом раньше, был его счастливым билетом, который выпал ему, однако, не по случайности, а по заслугам.

Есть определенная символика во встрече, какую провел в Кремле новый глава КГБ 21 июня 1967 года — в день, когда закончился двухдневный Пленум ЦК, избравший Андропова кандидатом в члены Политбюро. Это была встреча с двадцатью представителями татар Крыма — народа, который целиком был насильственно выслан Сталиным в Среднюю Азию якобы за сотрудничество во время войны с немцами. Почти половина изгнанных, главным образом женщины и дети, погибли по пути в ссылку. Многие из татарских делегатов вели запись встречи, в том числе Айше Сейтмуратова, с которой один из авторов этой книги провел подробное интервью.

Их ввели в зал заседаний Президиума Верховного Совета СССР и усадили за длинный, покрытый зеленым сукном стол. Ждать пришлось недолго. Открылась дверь, и в зал вошли три человека. Самый высокий из них, слегка сутулившийся, одетый в отличный темно-серый костюм, в очках с толстыми стеклами, открыл встречу:

— Давайте представимся. По правую руку от меня сидит министр внутренних дел товарищ Щелоков, по левую — Генеральный прокурор товарищ Руденко. Моя фамилия — Андропов, я председатель Комитета государственной безопасности.

Делегаты крымских татар были поражены, узнав, что их требование о политической реабилитации и возвращении в Крым будут рассматривать три шефа карательных организаций Советского Союза. Откровенная демонстрация силы! Все равно как если бы коты были назначены выслушивать жалобы мышей. Поэтому, когда Андропов предложил кому-нибудь из делегатов изложить жалобы, один из них поднялся и сказал:

— А в каком качестве вы лично участвуете в этой комиссии — как кандидат в члены Политбюро или председатель КГБ?

— А разве это не все равно? — слабо улыбнулся Андропов и пояснил: — Все мы трое — члены ЦК партии, и каждый, кроме того, занимает определенное служебное положение.

Андропов явно кокетничал, преуменьшая значение возглавляемой им грозной организации, ставя ее на одну доску с другими карательными органами.

— Нет, не все равно, — не унимался татарский делегат. — Если вы здесь как кандидат в члены Политбюро, мы начнем высказываться, а если как председатель КГБ, мы покинем зал, не приступая к переговорам.

Андропов, всегда предпочитавший обладание тайной силой любым внешним, честолюбивым ее проявлениям, мгновенно пошел на попятную:

— Я, конечно, поставлен во главе комиссии как кандидат в члены Политбюро.

Так татарские делегаты узнали, что Андропов не просто один из членов комиссии, которой поручено разбирать их жалобы, но ее председатель. Дальнейший разговор подтвердил это наглядно — всю беседу вел он один, его коллеги только изредка подавали реплики.

Корректный тон, уступчивость и улыбки расположили татарских ходатаев к откровенности — приблизительно тот же эффект, который за одиннадцать лет перед этим произвело обхождение Андропова на венгерских собеседников. Впервые крымских татар принимали на таком высоком уровне и впервые с ними разговаривали на равных, не угрожали, а внимательно выслушивали. Поэтому даже самый неуступчивый делегат, который только что подвергал сомнению полномочия Андропова и его членство в комиссии ЦК, теперь смягчился и сказал:

— Ну тогда можно начинать, но только у нас нет общего докладчика и нет руководителя. Мы все получили одинаковые полномочия от нашего народа, и вам придется всех нас выслушать.

— Конечно, — с готовностью согласился Андропов и добавил, снова улыбнувшись: — Только при одном условии — если вы будете говорить не хором, а каждый по отдельности.

Лед был растоплен, и комиссия терпеливо выслушала всех крымско-татарских ходоков поочередно. Беседа продолжалась около четырех часов. Члены комиссии больше слушали, чем говорили. Под конец беседы Андропов сказал:

— Мы знаем, товарищи, ваш народ желает возвращения на родину и сохранения национальной целостности, языка и культуры. И вы имеете право в рамках советских законов добиваться полного и окончательного решения своего национального вопроса. Вчера вечером было заседание Политбюро по этому поводу, и могу вам сообщить, что по вопросу политической реабилитации крымских татар мнение членов Политбюро едино. А вот