– Что там? – пробурчал снизу Дойтен.

– Она не заберется!.. – проворчал Тьюв. – Я бы не забрался. Там едва можно ухватиться за нижний край. Бесполезно.

Бесполезно? А знаешь ли ты, Тьюв, что такое занятия с Пайсиной? Знаешь ли ты, что такое многочасовой бег? А подъем по канату или по лестнице без помощи ног? А фехтование с тяжелыми палками? А подтягивание на стальных стержнях? Бесполезно… Сейчас!

Она стиснула зубы и перехватилась одной рукой чуть выше. Затем другой рукой. Затем оттолкнулась от плеч Тьюва и подтянулась еще на пару ладоней. И еще чуть-чуть. Все-таки одежда, сапоги, меч и особенно кольчуга не облегчали задачу. Но они не сделали ее невозможной. И еще чуть-чуть. Вот уже колени достали края балкончика, а вот и верхние перила. Сверкающее покрытие лопалось и дробилось в руках, как яичная скорлупа. Под ним обнаруживался синеватый металл.

Гаота перелезла через ограждение: в темном проеме точно так же, как и в тоннеле, замигал свет.

– Молодец, девочка! – крикнул снизу Дойтен. – А теперь найди Юайса! Твой наставник должен нас выручить! Он изумительный защитник, поверь мне на слово!

Она блуждала узкими коридорами, заглядывала в странные комнаты, наполненные пылью, пока не добралась до тупика. В его конце тоже была стальная дверь. Но в этот раз Гаота оказалась с нужной стороны. Дверь была украшена огромным колесом Святого Нэйфа. Правда, сама фигурка святого на ней отстутствовала, но подсказка в виде литой алой стрелки на колесе была очевидной. Гаота ухватилась за гладкие, словно отшлифованные обводы и с трудом сдвинула колесо сначала на ладонь, потом еще на ладонь, а потом, когда колесо пошло легче, закончила один оборот и сделала еще один. И дверь медленно стала открываться. И одновременно в огромном, открывшемся ей зале, который был освещен лишь бледным кругом под самым куполом, начали с щелканьем зажигаться молочные овалы на потолке и стенах.

– Ну вот, – раздался веселый незнакомый голос, – уже лучше. А то противно умирать в полумраке, ведь так?

Гаота прищурилась. Спиной к ней скорчился, стоя на одном колене, Юайс. Его меч лежал в шаге от него. В левом плече и ноге его торчали две стрелы. Правая – больная рука Юайса – свисала плетью. Перед Юайсом в тридцати шагах от него стоял широкоплечий воин с обнаженным тонким мечом в руке. Его глаза сияли голубым цветом.

– Ну наконец-то, – развел руками голубоглазый. – Теперь мы на равных! Двое на двое!

– Гаота. – Юайс обернулся, скривился. – Стой где стоишь. И не вздумай браться за меч!

– Дельный совет, кстати, – послышался голос слева.

Гаота, которую начало трясти, посмотрела почему-то вправо, увидела на лестнице, поднимающейся к верхней галерее, скорчившегося Фаса. По лестнице с другой стороны медленно спускался Чатач. Ухмылка играла на его губах, в руках поблескивал маленький стальной лук.

«Чатач и Уайч», – подумала Гаота.

– Великое дело, – вздохнул Уайч. – Подумать только, какой перевес дает лук в равной, по сути, схватке! Почему ты не подумал об этом, Галайн? И где все-таки пропадал последние четыре года? А пятнадцать лет перед этим?

Юайс молчал. Фас громко застонал. Гаота вздрогнула, покачнулась, шагнула вперед и вдруг увидела впереди, в десятке шагов, лежащую ничком Глуму.

– Гаота! – громко сказал Юайс. – Не трогай Глуму, магия здесь не действует.

«Не трогай… Не действует…» – гулко разнеслось по залу.

«Трогай… – долетело до Гаоты. – Не действует?»

– Она и в самом деле так ценна? – спросил Чатач, спускаясь.

– Куда ценнее той девчонки, которую мы упустили, – ответил Уайч. – И уже дороже обошлась.

Гаота наклонилась, шагнула, побежала вперед. Упала на колени, увидела торчащий из спины Глумы наконечник и часть древка стрелы, почти окаменела, задохнулась, но потянула к себе охотницу. Глаза ее были открыты и наполнены слезами. Оперение тонкой стрелы торчало из-под ключицы. Кольчуга охотницы была пробита, как обыкновенное котто. Кровь заливала грудь.

– Ты сильная, – прохрипела Глума и выпустила струйку крови изо рта. – Вытащи!

– Она не жилец, – хмыкнул остановившийся у начала лестницы Чатач. – Уж поверь мне, девочка. Я знаю. Нет, я слышал, что ты можешь залечить ссадину, но здесь… Здесь нет места магии. Здесь все сделано так, чтобы не было места магии. Здесь только сила и быстрота. Но если охотница скажет мне, где искать Колана, я, может быть, сокращу ее мучения.

– Вытащи стрелу… – прохрипела Глума. – Ухватывайся под наконечником. Вытащи! Ты сильная!

Гаота вновь опустила Глуму лицом вниз.

– Брось, – махнул рукой Уайч. – Зачем тебе Колан? Никуда он не денется. Ищи его мать – и найдешь Колана. Или ты зря столько времени пасся среди егерей? Еще спроси, где Пайсина. Впрочем, Пайсина – моя. Все будут мертвы, не сомневайся…

– Пайсина… – прошептала Гаота, стиснула стрелу двумя руками и потащила ее на себя, наступила коленом на лопатку Глумы, рванула что было сил и, отбросив окровавленное стальное древко, тут же припала к лишившемуся чувств телу: чтобы удержать его на краю, не дать захлебнуться кровью, поймать одной рукой рану на спине, другой рукой рану над грудью и излить в разверзшуюся трещину в живом все, что копилось внутри, все, что не находило выхода, все, что ждало своего часа. До того мига, пока не потемнеет в глазах и не забьется оглушительным барабанным боем пульс в ушах.

– Ты будешь биться честно? – донесся откуда-то издалека голос Юайса.

– Ты еще способен биться? – удивился Уайч. – Чатач, наш дружок хочет биться. А я хочу, дружок, чтобы ты сам проткнул себе горло. В противном случае мне придется снести тебе голову.

– Куда воткнуть ему еще одну стрелку? – подал голос Чатач.

– Гаота… – раздался вдруг сдавленный шепот Глумы. – Чем от тебя так воняет? Не шевелись. Медленно, очень медленно привстань.

– Так куда ему? – еще раз спросил Чатач.

– Давай, наверное, под лопатку, – предложил Уайч. – И вот тогда мы точно будем на равных…

Глума метнула нож из-под Гаоты, не вставая. Он вошел Чатачу точно в сонную артерию, вошел в плоть по рукоять, и уже умирая, Чатач успел выпустить стрелу, но не успел поднять руки, и его стрела пронзила его же ступню.

Юайс оперся рукой на рукоять лежащего меча, начал подниматься, но убийца уже летел к нему с вскинутым над головой клинком, поэтому Юайс развернулся, не выпрямляясь, пропустил Уайча мимо себя и все так же стоя на одном колене, стал вытирать платком лезвие меча.

Уайч пробежал шагов пять, остановился, опустил голову, посмотрел на расплывающееся по животу кровавое пятно, схватился за рассеченный бок и повалился навзничь, пуская изо рта кровавые пузыри.

– Фаса… – выдохнул Юайс шагнувшей к нему Гаоте. – Вытащи Фаса, прошу тебя.

Фас пришел в себя, когда Гаота уже почти уплыла в мягкую и теплую темноту. Последнее, что она услышала в тот день, был недоуменный вопрос высокого егеря: