— Вот. Надевай это.

Она сунула ему узел с цыганской одеждой: яркого цвета жилет, красный шарф, чтобы повязать его на талии, и широкополую фетровую шляпу, украшенную лентами. Потом там же оказался Пэт, сунул Неду свистульку, инструмент, на котором ирландец когда-то научил его играть; и Неда ввели в круг цыган-музыкантов, вместе с которыми он и играл до тех пор, пока ирландец Пэт не поднял руку и не сказал Герцогу, сидевшему в пьяном отупении, обнимая одной рукой потаскуху, а в другой держа кружку с элем:

— Ваша милость, уже полночь. Нам нужно идти.

Герцог встал и стукнул по столу.

— Нет, нет, черт бы вас побрал. Сегодня Рождество. Музыка должна играть всю ночь!

Вперед вышел старый цыган. Возраст и тайные знания избороздили его лицо морщинами. Он произнес:

— Ваша милость, нельзя задерживать цыган заполночь против их воли. Это принесет вам несчастье.

Герцог махнул рукой.

— Ах, да проваливайте вы, я устал от ваших зловещих завываний! Приведите сюда моих музыкантов!

И вот огромные ворота в вольницу Альсатии были отперты, и цыгане толпою двинулись по Темпл-Гарденз, все еще ударяя в бубны и дудя в свистульки, и Нед шел в самой гуще.

Оказавшись вне стен, они затихли и пошли к северу мимо темных домов и таверн на Флит-стрит, по сельской местности, которая лежала к западу от Шу-лейн, к лагерю рядом со старым лепрозорием, известным как Бригитта-филдз. Лес сверкал от снега, и изгороди из боярышника блестели под полной луной. Потом кто-то из мужчин на ходу запел тихую песню на каком-то неведомом языке.

Заброшенные ныне земли этой округи некогда принадледжали церкви Святой Бригитты. Здесь когда-то был приют прокаженных, и с тех пор все избегали этого места, кроме тех, кому больше некуда было податься, — коробейников и лудильщиков, странствующих актеров и бродяг, а также цыган.

Костры мерцали среди заброшенных построек. Первым навстречу цыганской труппе выбежал Робин. Он радостно сообщил Неду:

— Я рассказал Пэту, где вы. Я рассказал ему! И я сохранил вашу лютню.

Он отвел Неда к старому коровнику, где пол был покрыт сухой соломой, и над головой сияли звезды сквозь дыры сломанной крыши. В углу горела жаровня. Лютня Неда была прислонена к стене. Нед взял ее в руки и оторожно ущипнул каждую струну. Но Робин все еще ждал, лопаясь от нетерпения.

— Вот здесь я сплю, — сказал Робин. — Но здесь есть кое-что еще. Посмотрите.

Нед осторожно поставил лютню. Он понял, что сейчас увидит.

— Он все еще действует, — гордо сказал Робин, указывая на тигель, стоявший на жаровне, наполненный каким-то темным маслянистым веществом.

— Он все-таки не умер. Этот ваш друг, Лазарь, помог мне…

А потом там оказалася еще один человек, который гихо подошел к Неду сзади.

Кейт.

Нед сказал:

— Потом, Робин.

Кейт стояла, крепко обхватив себя руками, с непокрытой головой. Глаза ее были темными от волнения, даже от страха, он подошел к ней, обнял и почувствовал, что она дрожит.

— Ах, Кейт, что вы здесь делаете? А как же Пелхэм? И Себастьян?

— Себастьян в безопасности у моего дяди Шрусбери на Колман-стрит, — сказала она. — Пэт сказал мне, что вы будете здесь.

Робин тихонько выскользнул за дверь. Нед привлек ее к себе. Ее губы были холодны от снега, но он согрел их. Наконец, он отодвинулся.

— Тем больше было причин не приходить сюда.

— Вы всегда говорили мне, что я ищу опасностей. Даже когда мы были детьми.

Она подняла на него глаза. В небе кружились снежинки, их было видно сквозь сломанную крышу.

— Ах, Нед… — она указала на свежие синяки у него на лице. — Нед, что они с тобой сделали?

— Я был упрям.

Она некоторое время смотрела на него, а потом взяла за руку и повела к одному из крытых соломой шалашей, находившихся неподалеку от костра.

— Мне сказали, что на эту ночь мы здесь в безопасности.

Некоторое время они сидели в дверях, глядя, как цыгане собираются у костра, чтобы поесть, попеть и поплясать.

Нед сказал:

— А что Пелхэм? Он думает, что ты у Шрусбери?

— Да. И это из-за него я должна была прийти увидеться с тобой. Нед, он замешан в махинациях, творящихся в доках. Я эго знаю, потому что я нашла кое-какие его бумаги, и ему заплатили деньги, очень много денег. И еще, Нед, мне кажется, теперь я поняла, что означает твое письмо. Что-то произойдет во время спуска кораблей Ост-Индской компании в Дептфорде завтра после полудня. Под твоим «Меркатором», вероятно, имеется в виду «Рост торговли»…

— «Меркатор», — медленно проговорил Нед. — Купец-торговец…

Кейт взяла его за руки.

— Да! Я думаю, что заговорщики, о которых ты мне рассказывал, собираются поднять нечто вроде мятежа во время церемонии спуска, и в то же время напасть где-то на испанцев — может быть, на их посольство — и освободить Рейли. Нед, все это произойдет, и очень скоро…

Он всмотрелся в ее страстное лицо. Ночной ветерок шевелил растрепавшиеся прядки волос вокруг ее шеи и плеч.

— Нам нужно убираться от всего этого, — сказал он. — Тебе, мне и Себастьяну.

Она кивнула и коснулась его поросшей щетиной щеки.

— У меня мелькнула мысль, — сказала она, — только на миг. Сейчас ты скажешь, что твой долг — остановить все это в одиночку.

— Я не герой. И я буду трупом, как только они поймут, как много я знаю.

Теперь цыганские скрипачи играли тише. Костры по ту сторону пустоши все еще горели между шалашами с односкатными крышами.

— Я пойду с тобой куда угодно. Мы будем странствовать. Как цыгане.

Она улыбнулась. Он поцеловал ей руку. Он отвел ее внутрь шалаша и начал расстегивать ее платье, намокшее от растаявшего снега.

— Завтра, на рассвете, мы заберем Себастьяна, — сказал он. — А потом найдем корабль, который увезет нас далеко-далеко. Но ты такая холодная. Тебя нужно согреть. Кейт, я всегда любил тебя.

Он поцеловал ее голые плечи. Кто-то уже развел огонь в очаге, и теперь Нед добавил туда еще угля, так что языки пламени прыгали, отбросывая на стены гротескные тени. Он вернулся к Кейт и стал перед ней на колени, чтобы растереть ее холодные руки. Она задрожала, когда он спустил ее платье с плеч и наклонился, чтобы поцеловать ее маленькие груди, соски которых были теперь твердые и темные.

— Нед, — сказала она, проведя рукой по его волосам, прижимая его к себе, — Нед…

— Тише.

Они слились в объятиях на соломенном матрасе под сломанными балками, и при свете луны, проникавшем снаружи, они разговаривали о тех местах, где побывал Нед и куда он отвезет ее, — о больших европейских городах, и о реках, и о южных морях, где зимы теплые, а виноградные лозы и апельсиновые деревья льнут к склонам гор. Они говорили о том, как Себастьян вырастет здоровым и сильным под жарким солнцем и у них будут еще дети, много детей, и Нед будет учить их играть на лютне, а Кейт будет учить их петь; а потом они перестали разговаривать и заговорили только, когда Кейт увидела синяки на теле Неда, и тогда она заплакала, но он стер ее слезы губами.